Четверг, 28.03.2024, 15:21Главная | Регистрация | Вход

Корзина

Ваша корзина пуста

Свежий номер "РЗ"

Газета Родовая Земля

Поиск

Новости коротко

Вход на сайт

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Рейтинг@Mail.ru

Газета «Родовая Земля»
"Родовая Земля" » Архив статей » Номера "Родовой Земли" » №04(105)2013

Феномен соседства

Во многих поселениях устанавливают общие требования к новичкам. Они обычно касаются состава семьи, дохода или наличия средств на обустройство, вегетарианства и т. п. Это можно понять. Обычно такие требования начинают возникать после того, как поселенцы обожгутся уже, расхлебают трудные ситуации. У меня такого опыта нет. Но я и не арендую у района сотню га, взяв на себя ответственность заселить её новым социумом. Хотела взять 10 — не дали. Кроме того, как выяснилось уже после нашего переезда в умершую деревню, у нас есть соседи. Правда, — дачники. Хотя многие уже подумывают о постоянном проживании. И они были против. Боялись, что мама с детьми, в том числе с маленькими, без мужа... что будем бедствовать, попрошайничать или воровать, что будут разные проблемы с нами... Это был полезный урок.


 

Когда меня спрашивают периодически приезжающие гости: «А вы не против будете, если мы тут возьмём землю и поселимся?», я удивляюсь. А как я могу быть против? Нет, если спиртовой завод начнут строить или бетонный, наверное, займусь борьбой. Или уеду. А соседи… Разве их можно выбирать? У нас, например, кабаны в лесу живут, и волки, комары, и змеи, и птицы. Я могу дружить или не дружить, общаться больше или меньше. Но я не могу решать, кому жить на земле рядом. Что может дать мне основание для фантазии о таком праве? То, что я приехала на эту землю несколькими годами раньше? Сомневаюсь. Другое дело — поселения, где люди ставят себе задачу построения нового социума. Задача невероятно сложная, отнимает массу энергии, и народ пытается хотя бы на входе подстраховаться…

Недавно активисты распространили анкету для сбора сведений о поселенцах. Взялась заполнять, и многие строчки заставили улыбнуться или задуматься: сама я себе и руководство, и собрание, и соседка, и планирую, и исполняю… Хотя оценить, конечно, могу. Речь не об этом. Общая формулировка: Родовое поместье в составе поселения. У нас поселение не сложилось. Так, может быть... Может быть, просто РП?

Я долго искала и ждала соседей. А сейчас по факту жизни и раздумий пришла к тому, чтобы называть наше Милое — поместье (не поселение), а себя — помещиком (не поселенцем). В конце концов, кто сказал, что «помещик» — это обязательно связано с «крепостными»? Есть у меня своё место, поместилась в поместье, вот и помещик. Много хороших людей были помещиками, и то, что культура прошлого не всем позволяла трудиться, может, не их вина.

Думаю, слово это внедрить можно общими усилиями, отказываясь соглашаться на импортное «фермер» или наше старое — «крестьянин». Селяне — мне нравится. Но не сложилось, буду помещицей.

Однако, я не изгой, не отшельник, как и все, существо социальное, к тому Же-потомки подрастают. Мысли о социуме неизбежны.

Уже в прошлом веке философы начали писать о том, что все изобретённые людьми формы цивилизованного устройства социума исчерпали себя. Сейчас эта тема очень актуальна. Кризис государственности тотален в мире. И это не только экономика, коррупция и что-то ещё. Это потребность в совсем новом подходе к человеческим взаимоотношениям. Я искренне сочувствую всякому нынешнему руководителю от района до страны. Глупо тешить себя иллюзией, что они что-то могут делать.

Однако на малых формах пространства можно пробовать рассаду. Этим, по-моему, и занимается большинство наших поселений. Попытки создать общину, вспоминая что-то из прошлого и привнося свой интеллект, душу, волю.

Я убеждена, что потребность в поиске вариаций объединения — важнейшая эволюционная идея, заложенная на клеточном уровне. И, как всякая эволюция, развивается она медленно, путём множества поисков и проб…

Недавно на конференции психологов я делала мастерскую на тему нашей газеты и жизни. Хочу поделиться некоторыми материалами.

 

Природа и жизнь

Устойчивое выражение «Назад к природе» настолько вросло в язык, что даже трудно представить, что к природе можно и вперёд. Можно ли? И что такое «к природе»?

Возьмите лист бумаги и нарисуйте два круга: «Природа» и  «Жизнь». Нарисовали?

Насколько эти понятия пересекаются? Что находится в областях вне пересечения? Что такое жизнь без природы? Виртуальность? Жизнь, где сбылась самая большая мечта человечества? Природа без жизни?

Интересно, что большинство (городских) людей рисуют кружочки частично наложенными друг на друга. В комментариях звучит, что природа — это леса, поля, деревья…, а жизнь — это моя жизнь, человеческая. Получается, что в метро, скажем, природы нет, несмотря на толпы людей и микроорганизмов. А где-то в тундре, скажем, нет жизни… Это самый простой и наглядный пример вычленения человеческого разума из жизни и болезненного расщепления. То есть можно говорить, что где-то больше природы. Или, точнее, меньше неживого. А где-то наоборот — мёртвая материя преобладает.

Природа и Жизнь — синонимы по сути. Но это не очевидно для большинства, и потому возникает понятие «природная жизнь». Природная жизнь — это такая жизнь, в которой человек не отделяет себя от природы. Ведь существует уже понятие «антропосфера», и не только понятие. Природная жизнь — та, где она (антропосфера) всё же становится частью биосферы.

Итак, природная жизнь (мы говорим здесь о человеческой жизни) — форма человеческого существования, при которой он интегрирован в мир, природу, биосферу. (Людям, уже переехавшим в поместье, то, что я говорю, может показаться уже забываемой банальностью. Возможно, пригодятся аргументы…)

 

Природа и соци

Можно снова нарисовать кружочки и поразмышлять над ними. А заодно и над такими соотношениями: Социум — цивилизация; Социальность — человечность.

Да и что такое собственно цивилизация? Жизнь в городе? Уровень санитарного комфорта? Телевизор? Довольно часто именно так и считается, когда говорится: «Он живёт на хуторе, но весьма цивилизованно: с туалетом и душем в доме, плазменным телевизором и компьютером…». Или это про уровень погружённости в коллективное, про коллективный конформизм, или просто про местожительство в городе?

В большинстве случаев предполагается, что там, где природа, нет социума, человек, выбирающий природную жизнь, асоциален. Действительно, один из базовых мотивов переезда — потребность покинуть социум. Но покинуть ли? Ведь мы путаем потребность в личном пространстве, в большом личном пространстве, с асоциальностью. Любой человек остаётся социальным существом. Но все ли помнят о том, что он ещё и биологическое существо?

Были ли асоциальными помещики позапрошлого века? Крестьяне отдалённых деревень?

Ну ладно, говорят, К.-Г. Юнг был шизофреником, он один ушёл в отшельники, можно и в монастырь также уйти… Но дети! Про детей особенно возникает священный трепет и гнев. Разум устойчиво вытесняет информацию о том, что почти все, кого мы считаем классиками — Ломоносов и Циолковский, Тургенев и Чайковский, Толкин и Юнг…, большинство сильных и ярких личностей выросли не в городских кварталах. Погружённость в природу, хождение по земле и сотрудничество с ней дают человеку силу чувств, делающую его способным быть по-настоящему человечным и социальным. Хотя поправка — могут дать.

Принято ошибочно приравнивать социум к определённой плотности населения, количеству физических контактов в единицу времени, причём большому количеству.

«В Боллингене отделение себя от других ослабело: практически все время я чувствую, будто я распространяюсь над всем, окружающим меня, и внутрь вещей, и существую в каждом дереве, в движении волн, в облаках и животных, которые приходят и уходят, в смене времен года» (К.-Г. Юнг).

Это про интравертность, как более тонкое восприятие, эмпатичность. То есть когда каждый встречный чувствуется внимательнее и сильнее. Она просит большего личного пространства и снижения количества контактов.

Есть социальность, когда я живу в городской квартире и в радиусе 100 м от меня постоянно находятся ещё 5–6 семей, а в радиусе километра — несколько тысяч человек; когда, выходя из дома, я встречаюсь с несчётным числом прохожих и проезжих, встречных и попутчиков. И есть социальность, когда я знаю поимённо и похарактерно те 5–6 семей, что живут в радиусе километра. В деревне на расстоянии 11 км от нас живёт около 200 человек, и за 4 года я узнала людей там больше (качественно и количественно), чем в московском доме, вмещающем на гектаре большой сельский посёлок.

«Почему они так смотрят?» — в первый год нашей жизни в новых условиях спрашивали дети про деревенских. В городе взгляды мельком, приглядываться и задерживать взгляд не принято. В деревне идёшь по дороге, а человек у околицы смотрит на тебя долго и пристально, не отрываясь, и 5 минут, и 10, и больше. Может и не ответить на приветствие, но вглядывается, пытаясь понять, кто ты таков. Удивительно, но часто люди проводят параллель с животными (а она есть, конечно, куда денешься) и видят в таком взгляде агрессию. Что ж, каждый свой страх куда может, туда и проецирует. Только мне непонятно, с каких пор внимание стало животным и агрессивным, а равнодушие, замороженность — человеческим.

Да, деревенские здороваются с прохожим не сразу, а с новым соседом порой через полгода–год. Да, есть у них и страх, и агрессия. Но есть внимание. Тебя всегда принимают в социум (с плюсом или минусом). И это именно принятие, а не автоматическое зачисление.

У поселенцев (помещиков) не так. Встречные все готовы здороваться искренне и улыбаться. Однако внимания не меньше вопросов зреющих.

Социальность при разряженной плотности населения куда более сильна эмоционально.

Если вернуться к парам-кружочкам… Как у вас соотносятся Социум и Цивилизация? Было бы интересно увидеть. Для меня эти понятия вообще никак конкретно не связаны, могут быть и вместе, и порознь, хотя скорее вместе…

А вот Социум и Человечность? У меня получаются почти как Природа и Жизнь, но это, конечно, не реальность, а моя фантастическая утопия.

Почему позапрошловековые помещики не видятся нам близкими, природными, почему вымерли?.. Думаю, ясно — нет вовлечённости, той связи с землёй, какую даёт не владение, а именно жизнь своим поместьем. То, что можно до сих пор ещё почувствовать в Ясной Поляне. Думаю, Толстой не был исключением, просто нормы социума были другие.

А с крестьянами что не так? Тут, наоборот, скорее часто зависимость от рабского труда, страхи, безграмотность.

Но были ведь и другие местечковые, сельские люди, живущие в гармонии, в природе. Были наверняка. История избирательна. А счастье не кричит о себе.

 

Простой труд

Как это трудно — быть простым!

«Я обхожусь без электричества и самостоятельно управляюсь с камином и печкой. По вечерам я зажигаю старые лампы. У меня нет подведённой воды, я ношу воду из колодца. Я рублю дрова и готовлю еду. Через такие простые действия человек становится простым. А ведь это так сложно — быть простым!» (К.-Г. Юнг).

Трудно, потому что непривычно и пугающе. О страхах отдельно потом. Страха два в основном: делать непривычное и «зависеть» от себя (или не зависеть от других).

Приезжают ко мне в Милое люди, подумывающие о переезде из города и смене стиля жизни, и говорят: мы боимся, что придётся пахать, не разгибаясь; нам духовный Учитель заповедал: в день 6 часов физического труда + 6 часов духовного + 6  отдыха.

«Шесть часов физического труда!» — восклицаю я. «Да если вы 6 часов в день будете строить и ковыряться в земле, то за год построите хоромы и забьёте закрома так, что разбогатеете! Не верите?..» Это, конечно, опять отдельная тема. Но во многом это вопрос про нашу привычку производить не реальные ценности, а добавленную стоимость, не делать что-то, а исполнять функции.

Очень редкий цивилизованный человек может сказать, сколько ему нужно в день или неделю воды, дров, света, пищи (реально нужно, а не привычно).

Как во всяком продукте теперь есть добавленная стоимость, так и человек в городе делает большое количество (может, 90%) добавленной деятельности. Уберите её и обнаружите, что для обеспечения жизнедеятельности вполне хватает 3–4 часов в день (это если у вас ещё иждивенцы, как у меня, а то и меньше).

Труд на земле пугающ своей очевидностью. И ещё страшно отключиться от матрицы, от конвейера, выйти из строя, из тюрьмы, лишиться расписания, надзирающей «необходимости» и оказаться близко к необходимости настоящей, когда можно подвергнуть сомнению «очевидную» обязанность строить, пахать, готовить.

Трудиться или не трудиться? Косить или не косить? Готовить? Пахать? Строить?

Если у вас возникает вопрос: а как же? — это уже хорошо!

Об этом есть много книг сейчас, есть статьи и семинары…

Главное, что природный труд даёт богатейшую базу для развития, ту, которой мы лишили себя и лишаем детей. Это возможность создавать, делать что-то своими руками, соприкасаясь с результатом.

Недавно готовилась к лекции, изучала наследие Ханны Арендт (великого мыслителя, философа ХХ в.). Она разделила человеческую активность на работу, созидание и поступок. Это всё тянется от древних греков, тех, что сожгли александрийскую библиотеку, и очень въелось в культуру повсеместно.

Однако мы-то знаем, что разделять таким образом вредно, а со­вмещать — полезно и приятно.

Работа, труд, к сожалению, подразумевают зависимость. Созидание — тут понятно. А вот поступок… Это, с одной стороны, очень личный, эволюционный акт (1-й поступок — рождение), с другой — он вроде как обязательно социальный, то есть для человечества вообще…

 

Ответственность и её отсутствие

В нашей цивилизации создан и процветает невероятный культ ответственности. Кто-то за кого-то или что-то всё время должен отвечать. Кому? Зачем?

На культе ответственности держится культ тотального контроля. С рождения (или до) и до смерти. Говорится, например, что беременная женщина отвечает за своего ребёнка, из этого следует, что она должна полностью доверить себя и его действующей современной медицинской системе, а отец отвечает за контроль над этим. Таким образом ребёнок, мать и отец лишаются того, что точнее всего называть не ответственностью или контролем, но волей. Родители действуют в очень-очень узком коридоре ответственности в части отношений с детьми, затем приучают к этому коридору их самих, и они должны прожить и умереть в нём.

Та часть населения, которая пытается взять на себя ответственность (перед кем? перед собой?) за роды, обучение, образ жизни, смерть…, подвергается прессингу общества, как безответственная! И всё — заметьте — сплошная тавтология.

Если вы переселяетесь в деревню, на хутор или в экопоселение, то поначалу можете испытать невероятный груз навалившейся ответственности (личной, перед собой и за себя). Вы отключились от матрицы.

В одном из поселений в первый год была создана строительная бригада. Для тех, кто уже жил в природе, это были занятость и заработок, для тех, кто собирался, — помощь. Через год работы бригада распалась. Люди говорили: «Не могу, это слишком тяжело: строить дом соседу и видеть их обоих потом всю жизнь, слишком большая ответственность! Лучше буду в город на заработки ездить». (Бригада потом возродилась, после трансформации). То же самое, в общем, и со своим домом. По себе скажу: когда я отдаю/продаю чаи, соленья своим знакомым или соседям, всегда нервничаю и подумываю о том, насколько легче было бы сдавать в магазин.

Женщинам бывает легче (может, поэтому они чаще переезжают в поселение), потому что в цивилизованном социуме у них остались ниши реальной ответственности за и перед близкими (та же готовка, например), у мужчин же одни сплошные симулякры (понятия, за которыми ничегошеньки не стоит) ответственности.

Итак. По моим наблюдениям, в природной жизни ОТВЕТСТВЕННОСТИ НЕТ. Никакой. В идеале. Присутствие же ответственности соотносится со степенью неприродности и зависимости.

Что же тогда? Только ВОЛЯ.

«Делай, что изВОЛИшь» — висит у меня на стенке. Ох это и пытка! Ни перед кем не отвечать, каждый год, день, час, минуту делать только то, на что хватает воли… Эдакое Своеволие. Самонадеянность. (Почему эти слова плохими считаются?!..)

Хуторяне и экопоселенцы спасаются от этого созданием централизованных структур, правил и расписаний. Частично это помогает.

У меня — не работает. Пробовала. Видимо, я подала слишком смелую заявку на природную жизнь. Как только я пытаюсь защититься неким распорядком и расписанием, Природа вступает как мощный игрок и всё разносит в клочки.

Те, кто предпринимает попытки стать моими соседями, также сталкиваются с невероятной силой противостояния планированию и требованием вырастить Культуру Неопределённости. Не моим требованием — природы, погоды, места.

Сейчас многие достойные люди озадачились идеей новой школы. Я весьма благодарна этим ищущим, творческим и трудолюбивым людям. И всё же думаю, не надо забывать, что всякая идея ОТДАТЬ ребёнка в школу, пусть самую лучшую, природную, — это всё равно перекладывание этой самой ответственности, слабоволие.

Ещё оговорюсь про семью. Когда вы строите свой дом, жизнь и живёте вместе по-настоящему, как чудо, может возникнуть настоящая необходимость друг в друге, полезность, совместность. Ошибочно можно сказать, что дети получают опыт ответственности. Скорее они получают опыт воли и заботы, необходимости и солидарности.

Здесь же, конечно, проявляется множество страхов, здесь же необходима немалая психологическая работа. Семейные отношения полностью преображаются, это уже не люди, ночующие под одной крышей и выживающие в агрессивном социуме вместе и каждый по себе. Это сообщество вольных людей. Довольно трудно принять то, что дети уже вопрос «как дела» или «что делаешь» воспринимают как насилие. Но проявляющийся уровень отношений лично меня увлекает.

 

Закон минимального усилия

Другая интересная тема, обнаруженная на нашем болоте.

Реальная река, реальная необходимость переправиться не вплавь. Есть большое дерево на берегу и топор. И ещё много раз виденная в кино технология. Будете ли вы рубить дерево? Через сколько часов бросите? Если упадёт плохо, возьмётесь за второе?

Если машина застряла в грязи, сколько часов и сил вы будете её выкапывать или пойдёте за помощью? (наш рекорд — несколько дней по 5 часов).

Последний пример — подоить козу. Опять же — сколько? Сколько усилий вы готовы приложить ради чашки молока? (Я поняла, что лучшая книга про козоводство — «Робинзон Крузо»).

По моим наблюдениям опять же, нынешний городской человек способен к весьма малому, минимальному усилию. А его величина коррелируется с общей эффективностью жизни.

Мы приучены к постоянной «поддержке специалистов», читай — зависимости, безволию, бездеятельности. Меняться трудно, но интересно. Думаю, Юнг что-то такое имел в виду, когда писал про «простой труд».

 

Родина

Жалею, что не смогла посетить на конференции параллельную мастерскую коллег «Пуп Земли». Чудес­ная метафора. Каждый, наверное, может поразмышлять над тем, есть ли он у нас… Перечитываю К. Паустовского «Ильинский омут»: «Человеку нельзя без Родины, как нельзя без сердца». Мы ведь это в школе читали… диктанты писали… Не понимала тогда совсем. А рассказ чудесный. Только он как фото леса для зайца, рождённого и выросшего в зоопарке.

Родина — это про Род, родовую землю. Есть у нас в стране (и не только) довольно мощное уже движение «анастасиевцев» (тех, кто ухва­тил идею-метафору, изложенную в серии книг В. Мегре). Они строят Родовые поместья. И газета их называется «Родовая Земля». Хотя почему их? Наша. Весьма рекомендую — много интересного.

Родовое поместье, по-моему,  — идеальное название для среды обитания и взращивания здоровой души. Я говорю своему приёмному сыну и детям из детдомов: если ты не знаешь своего рода-племени, ты можешь его основать, и он прорастёт в обе стороны.

Не имея Родины (только «районы-кварталы»), можно играть в символизм или планетарность, а можно найти её, создать, для себя и рода…

Интересную идею Родины пришлось прочитать как-то. Родина — это кусок Земли, который можешь пройти от «восхода» до «заката». Именно это пространство Человек реально может чувствовать. Очень интересно это исследовать (ногами в основном). Могу сказать, что у сыновей это наглядно воплощается. Я же пока (на 5-м году природной жизни) могу говорить лишь о наблюдении того, как родное пространство понемногу растёт. Заезжавшая недавно подруга из соседнего поселения посмеивалась над моими речами на экскурсии по окрестностям: «это наша река… это наш лес… это наше поле… там наше болото…».

 

Экопсихология

Страх естественного — один из больших человеческих страхов (об этом Ошо хорошо пишет). Да, эволюция толкнула человека к сепарации от матери-природы, но она прошла столь болезненно, с таким количеством травмирующих вмешательств, что переросла в патологию обратной зависимости. «Я чувствую себя безопасно только внутри МКАД, только на 9 этаже», — говорит 16-летняя московская школьница. «Не то чтобы я не люблю природу, но стараюсь держаться от неё подальше», — говорит 60-летний московский драматург.

Мы традиционно называем Природу Матерью. Так к ней относились наши далёкие предки. Менее далёкие решили, что выросли и пора сепарироваться, отделить её, подчинить… Но пугать она не перестала. Картинка с унитазом около компьютера — самая большая мечта о безопасности. Ребёнок, напуганный матерью, укрывшийся в сундуке, дрожащий от страха, но не готовый вылезти. И вот через какое-то время он обживает сундук, ставит там унитаз и монитор и даже начинает говорить, что это и есть свобода…

Думаю, всем понятно, что такое страх естественности, страх биологического. Великолепно он выражен Казимиром Малевичем: «Сейчас всё можно самим преобразить. Самих себя, наши жилища и города и уйти в новое с новой формой, забыв о животном мире, который гниёт и умирает, с которым ничего нельзя сделать. А для этого я должен быть очень экономным в своей энергии и не растрачивать её в зелёном животном мире. Я стремлюсь к централизации, чтобы мог управлять миром, всеми его деталями, и преображаюсь».

Это уже о защитах. Ну, собственно вся городская жизнь и есть со­вместная защита.

Но вот растущее сознание понимает, что так жить нельзя, что это эволюционно неправильно, нездорово и надо что-то другое… Страх усиливается, защиты усложняются.

 

Жизнь и смерть

Рискуя вызвать совсем много страха и агрессии, я всё же не смогу обойти эти темы.

«Жили-были…», «Как живёшь?» — анахронизмы. Теперь скорее: «Как дела?» Человек-функция работает или не работает. В природной жизни довольно много смерти и жизни также. Я просыпаюсь утром (особенно в морозы) и иду проверять: все ли живы. Если кто-то из детей встал раньше меня, то это первый вопрос, который я задаю ему. Не знаю, смогу ли я пробиться через… и передать вам, как это удивительно прекрасно — радоваться каждое утро, что ты жив и живы близкие и другие существа рядом… Или расстраиваться от потери. Наверное, помягче про это можно говорить о растениях. Безконечно приходится отвечать на вопросы-страшилки про волков. Да, боюсь, боюсь смерти. И потому люблю и чувствую жизнь.

 

Какая разница?

Какая разница между походом в океанариум, плаваньем в маске по поверхности, прогулкой на подводной лодке, глубоководным дайвингом и Ихтиандром?

На вопрос о том, какая разница в том, чтобы иногда гулять и выезжать в походы, иметь дачу, жить в коттедже и природной жизнью… Есть много аллегорических ответов, но мне больше всего нравится этот: про погружение. Хотя лучше, пожалуй, было бы — про полёты… Объяснять это всегда сложно, это из области того, что нужно пережить. И это, конечно, про безопасность.

Если человек допустил для себя возможность неделю или несколько пожить без «благ цивилизации», он уже сделал пробный полёт-погружение. Дальше вопрос баланса между благами, которые он увидел, чудесными просторами, которые открыл для себя, и страхами, защитами, привычками, ленью.

Живут ли природной жизнью большинство европейцев, владеющих домиками на собственных участках? Я давно не была в Европе, но, думаю, разница невелика — вопрос в акцентах.

Всё дело в фокусе и локусе внимания. У меня много знакомых, живущих в таунхаузах. Они утром уезжают на работу и, возвращаясь вечером, иногда сидят в саду, они в выходные подстригают газоны и высаживают розовые кусты. Конечно, у их души больше шансов для разворота (зависит от дальности забора), но жизнь их ориентирована на город, привычную цивилизацию, она кормит их во всех смыслах. Такую жизнь вполне можно сравнить с жизнью многих сегодняшних деревенских, чьи доходы — пенсия, еда — из магазина, интересы — телевизор, мечта — квартира в городе. Одним словом, есть множество суррогатов и большой спектр между абсолютной цивилизованностью и природной жизнью. Я приучаю себя и детей видеть с пониманием и жалеть дачников-соседей, приезжающих весной совершенно безумными и вдруг становящихся агрессивно-раздражёнными к осени…

Совсем природной жизнью сейчас вряд ли кто живёт. То есть полностью без мёртвых предметов и технологий обойтись трудно, да и нужно ли… Можно подключиться к ближайшему трансформатору, можно пытаться жить без электричества (ещё живо поколение в нашей деревне, которое вполне помнит такую жизнь), можно добывать его самим… Важно, наверное, внимание. Важно то, что понимаешь, что можно и так, и так, а не само-собой наличие выключателя, а то и сенсора.

Задумывались ли вы, какой силы ветер и сколько времени должен крутить лопасти ветряка…, какой площади солнечные батареи должны сколько часов собирать энергию для одной лампочки в 100 Вт? Когда я спрашиваю это, часто слышу защитное: «А зачем?» Есть специалисты, есть выключатели… Акценты, более или менее природной жизнью Вы живёте, — в мелочах: то, откуда вы поглощаете пищу, блага, информацию, и то, куда прилагаете результаты (от туалета до работы). Насколько реален опыт вашей жизни?

 

Про социум

В. Зеленский (мэтр российской психологии, юнгианства) называет три этапа развития социума и человека в нём:

• соучастие (мистическое соучастие) или сопричастность (соборность);

• индивидуальность;

• солидаризм или взаимное сотрудничество.

«Взаимное сотрудничество, сводя вместе общину и общество, синтезирует их в систему новых отношений. … регулирующим принципом оказывается новая структура, которая действует во имя нового объединения и новой этики».

Последний этап предвещается Зеленским и, как это бывает с новым, объясняется трудно. Это новое должно вырасти само, иначе это будет описание фантазии или утопии. Всякие пророчества трудны для восприятия.

Но можно уже утверждать, что в этой области, в этом солидаризме уже есть некоторые наработки. Я наблюдаю их в экопоселениях. Движение их устойчиво, хотя и неторопливо (как лес) растёт во всём мире.

Некоторые из них строятся с некоторыми признаками общины (многие кибуцы, поселения-общины в Европе, тот же Финдхорн — праотец экопоселений). Экопоселения, начинающиеся по общинной идее, легко узнаются по однокоренным понятиям и употреблению слова «общее» (идея, дом, дело, собрание…). Однако идея общинности не может до конца устраивать людей, прошедших через индивидуализм городской жизни, а именно таких большинство в экопоселениях. Исключение получается, только если власть делегируется жёсткому лидеру как защита от неопределённости. В большинстве случаев люди понимают невозможность воссоздания общины, как воссоздания первобытности, и ищут ту самую новую форму социума (уже есть немало удачных наработок).

Есть интересный пример экопоселения, успешно существующего и растущего уже около 5 лет с главным лозунгом-принципом «Не мешай жить соседу». (Лозунг сравним для меня с «делай, что изволишь»,  он же предвещается Ст. Хёллером как базовый принцип свободного государства.)

Хутора. Поселение из отдельных Родовых поместий. Пришлось побывать в таком в Словакии. Хутора отстоят друг от друга на несколько километров, при этом сотрудничают и имеют некую общность, свойство (ударение на 2-м «о»). Они воплощают совместно некую идею жизни и свободы при полной самостоятельности, сотрудничают по необходимости. Особое впечатление произвёл магазин, представляющий собой одинаково удалённый от всех сарай с сундуками, полками, банками, весами и учётной книгой. Никакого продавца или другого служителя нет, у каждой семьи есть ключ, хозяин приезжает, отвешивает и отбирает себе, что нужно, и записывает в книгу, туда же записываются заявки. В магазине реализуются с/х продукция и товары, которые тот, у кого есть машина, привозит из города с небольшой наценкой. В конце квартала соседи собираются и подбивают баланс, причём, как сказали, стараются обходиться без денег.

Это и есть тот прогрессивный солидаризм, в котором стадность и индивидуальность переросли в стайность. Да-да, в природе, как всегда, уже всё есть. Есть инстинктивно мечущиеся стада, есть функциональные сообщества насекомых…, есть стаи — эффективные сообщества индивидуальностей и семей. Нет, я, конечно, не за то, чтобы строить жизнь по-волчьи или по-кабаньи. Я за выделенные этологами принципы стаи: общая идея (может быть, эволюционная стадия), дистанция, минимально необходимое сотрудничество.

...Одна дама сказала мне: «Я была ужасно зажата, когда переехала сюда, я в принципе не представляла себе никакое общение и тем более психологию, только общение с коровой и река помогли мне раскрыться».

Современные экопоселения вполне выполняют роль поддерживающих организаций. Они некоммерческие и обычно объявляют идеи свободы и развития как главные. Новый создаваемый при этом социум — это соседство (на достаточной дистанции от 100 м) семей и людей, ценящих развитие и природную жизнь, уважающих и охраняющих свободу друг друга. Эти люди сотрудничают весьма осторожно в некоторых общих вопросах поселения и аккуратно помогают друг другу. Их совместные отдых и учёба потрясают минимальностью организационного насилия и вовлечённостью.

Однако жизнь в экопоселении требует от человека большой личной работы, физической и психологической особенно.

И это отнюдь не единственный вариант природной жизни.

Почему я за хутор, семейный хутор?

Мы, психологи, говорим: в супружеской постели — 6 человек (призраки родителей с обеих сторон), а то и больше.

Мы не говорим об этом, но привычно, что в доме «толпа» из коллег, начальников, чиновников, встречных и поперечных, учителей и одноклассников детей… Они, их проекции — в настроениях, эмоциях, идеях, наполняющих городской быт и психику дома.

В деревне в доме рискуешь встречаться с собой, другим и духами. Этот риск сравним для меня с полётом. Я человек семейный и интересующийся будущим, и потому встреча с ребёнком для меня так же пугающе притягательна.

Однако резкая смена стиля жизни — стресс. Переезжая, мы поглощены видимой частью этого стресса, заняты выживанием и обустройством, потом — новыми отношениями. Привычный же способ функционирования психики должен перестроиться как бы сам по себе. Это действительно происходит во многих случаях и именно благодаря формированию нового стиля существования. Но стресс есть стресс. И он обычно ищет выхода, компенсации. И соседи тут незаменимы.

Присмотритесь к деревне — она не так уж отличается от города. Плотность другая, но принцип тот же. Дома, огороды жмутся друг к другу. Зачем? От страха. Вроде бы пожары страшны, земли вокруг — моря, межевые споры… Но, с другой стороны, кругом — та самая дикая природа — хаотичная, пугающая. Лучше сбиться кучкой. Ну а потом уж и дорога общая, и электричество… А главное — возможность глянуть за забор, поворчать о чужой нерадивости или, наоборот, удачливости, настроением поделиться… Главное — есть «мы», «они», «все».

Во все времена были люди, живущие отдельными хуторами, и обыч­но вызывали они раздражение, отчуждение, агрессию. Почитать хоть «Олесю» Куприна. Да и любимая нами Баба Яга. Собственно и пугает тем, что живёт не в деревне.

Скажу честно: меня это тревожит. С одной стороны, я ощущаю жизнь в одиночном поместье как важный ресурс для собственной психологии, для развития себя и детей, которое потом должно бы стать базой для новой социальности. С другой — ощущаю непонимание и это самое агрессивное напряжение.

 

Новый социум

В поселениях организованных и стихийных всегда идёт психологическая работа, хотя обозначать её так пока не принято.

Здесь бурно расцветают фантазии: об Учителе; о Руководителе; о специализации; о единомышленниках.

Попытки создать новый социум идут болезненно, но прогрессивно.

Есть опыт Ковчега, и Финдхорна, и других экопоселений. Люди создают свой Устав жизни. Подвергаются сомнению такие устоявшиеся идеи, как «руководство», «правота большинства», «решение день в день».

Опыт создания социума абсолютно нов для наших современников. Такое понятие, как власть большинства, кажется им непреложной данностью, как и, скажем, безвластие детей. Все мы помним истории о воссоздании моделей. А многие ли представляют, какую работу необходимо производить каждому, чтобы это не происходило?

Это осложняется тем, что одно­временно происходят и другие сложные и новые процессы.

Основная помощь новому социуму — личный рост каждого. Причём он помогает в основном тем, что отвлекает энергию на свои задачи, снижая напряжение от проекций.

У меня есть опыт по работе с группами, готовящимися к созданию новых поселений. Приезжая, они показывают обычно высокий уровень тревоги. С одной стороны,  страхи неопределённости, непривычности «простых» задач и воли, с другой — инфляция в идейность и духовность. Защиты две: люди сбиваются в плотную группу, многократно повторяя «мы все», «как все», пытаясь спрятаться, и затапливают пространство вопросами.

Метод — заземление. Многим (которых я оцениваю как более здоровых) помогает сосредоточение на конкретной деятельности. Она структурирует и мышление, и общение.

Такая работа позволяет людям увидеть их собственные ориентиры, вопросы, направленность, зависимость от «все».

Дальше возможна индивидуальная работа.

 

Эпилог

Я далека от идеи кого-то убеждать в преимуществах или необходимости смены среды обитания. Я не утверждаю, что хутор или поместье лучше или хуже деревни или поселения… Я лишь фантазирую о том, что кому-то могу подсказать пути поиска ответов, да и вопросов…

Буду благодарна за отклики.

 

Юлия Жемчужникова.
Милое, Калужская область.
youzhe@yandex.ru.

Категория: №04(105)2013 | Добавил: winch (26.10.2015)
Просмотров: 845 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar
© Зенина С. В., 2024