Находясь больше месяца в другом контексте, по-другому смотришь на старый контекст. Я бывал в разных поселениях, общался с представителями ещё большего количества поселений, а слышал про ещё больше. В чём же сила Мюнцингхофа и что могут учесть активисты российских деревенских проектов?
Во-первых, проект. Сначала мы создаём архитектуру, а потом архитектура создаёт нас. Здесь все дома расположены близко друг к другу, а производственные участки общие и отделены от жилья, хотя и находятся близко. Что это даёт? Постоянное общение и взаимодействие. У нас же в поселениях ты проходишь гектары, соседнего дома не видно. В итоге многие кучкуются отдельно по домам, общаются мало, живут и работают многие отдельно, коммуникации редкие. И это мина замедленного действия. В итоге жёнам и детям скучно, так как всё далеко, хочется в город сбежать.
Но для этого надо уметь договариваться, ладить, запускать общие проекты и зарабатывать вместе, а не действовать индивидуально.
Во-вторых, здесь есть общее дело. Конкретное, благородное, всем понятное. Это социальная опека. У нас могут дискутировать днями про духовность, как пилить лес, проводить фестиваль или нет. Люди просто ищут зацепки для разногласий и конфликтов, так как нет общего дела. Но инвалидам не скажешь, что про них забыли, так как соседи разным «богам» молятся. Есть дело, есть труд, есть миссия, есть ради чего жить. А «переехать», «свалить из города», «создать Родовое поместье» — это не то, как если суметь объединить общину. В «зелёных» книжках сильная индивидуалогия, но вот образа коллективного труда и проживания нет.
Помимо социальной опеки здесь есть общие ферма, сыроварня, пекарня, столярка, пасека, сад, кузня, лошади и др. Люди в деле, творчестве, общении каждый день совершенствуются, не улетая в депрессию и долгие душевные терзания.
В-третьих, открытость миру. Не изоляция, не отрицание, не побег, не убитая дорога, чтобы к тебе в раёк никто не ездил. Открытость. В итоге здесь живут не только люди из всей Германии, а со всего мира. Более того, жители общины знают по нескольку языков, многое знают и умеют. Они не закрытые, зашоренные и однобокие. Никто не спрашивает про прочтение «зелёных» книжек, вегетарианство и другие «фильтры». Труд и община быстро и естественно проводят «фильтр». В труде и общей жизни человек сам просто и быстро понимает — его это или нет. И либо уходит, либо с энтузиазмом включается в проект.
В-четвёртых, охота за кадрами. У нас в России большая часть поселений начинается с таких проектов: вложись в землю, в дом, в инфраструктуру, потом стройся, зарабатывай, и как высунешь язык, то поговорим дальше. А дальше деньги закончились, накопился негатив и пошло-поехало. Здесь же система с открытым доступом и огромным трафиком, чтобы из множества отобрать тех, кому место по душе.
Как это организовано? Деревня привлекает добровольцев, на месте работают школьные программы социальной практики, профессионального образования. Для этого создано множество комнат в общих больших домах, система общего питания, совместного труда, так что каждый найдёт, чем ему заняться. Бригадиры и старшие по домам доброжелательны и открыты новым людям, помогают им. В итоге молодёжь из школ, колледжей, вузов приезжает сюда практиковаться и жить.
Кадры решают всё. В деревне их особо не хватает, так как урбанизация высасывает последние крохи. Большой поток людей позволяет реализовывать проекты, которые малой группе были бы неподъёмны. Вот спросил я у своего бригадира, который здесь уже пять лет живёт, где он работал до общины, как скопил подъёмный капитал, чтобы переехать. А он говорит, что почти не работал, а здесь начал пахать. До этого учился, путешествовал, был свободным добровольцем, а община дала жильё, питание. Постепенно втянулся, теперь ему помогают рядом снимать дом, а потом выкупят. Так молодой кадр остался в общине и работает за семерых. Он открытый человек, у него большая семья. В России бы он не остался в поселении, так как нужно было много накопить и инвестировать.
В российских поселениях много состоятельных людей, которые могли бы потянуть такой подход и постепенное привлечение молодых людей, но они больше «играют» в спартанские «фильтры», поэтому едут в основном взрослые и пожилые, а молодой энергии не так много.

Артур Рыкалин