Интервью Андрея Фефелова — журналиста, главного редактора интернет-канала «День» — с доктором филологических наук Татьяной Леонидовной Мироновой.
— Уже не первый раз Путин и другие члены Совета по русскому языку говорят, что русский язык нашего народа ухудшается и надо что-то с этим делать. И главной проблемой является всё более распространяемая безграмотность. Это так?
— Безграмотность, конечно, имеет место, но это — не самая большая беда. Да, мы должны быть грамотными, должны уметь выражать свои мысли по-русски, а не на каком-то англосаксонском сленге, составленном из западных слов. Сленг заведомо маскирует серьёзные вещи, которые не надо выдавать населению. 
Ведь что такое иностранщина в русском языке, помимо тех бытовых вещей, вместе с которыми приходит название, — «блендер», «миксер»?.. Все крупнейшие аферы имеют сглаженные названия, смотрите: приватизация, дефолт, ваучер, оптимизация. Последнее слово на самом деле говорит о сокращении людей на производстве.
— А есть ещё процесс, на­оборот, когда русские слова англоизируют. Например, рыбалку называют рыбингом…
— Это безобидные шутки. В принципе, и иностранщина — это не страшно, за исключением политического камуфляжа, который закрывает суть явления от народа. В море-океан русской речи вливается масса мутных потоков, речушек после половодий, после каких-то природных катаклизмов. Это и аббревиатуры, и странные слова, и иностранная феня.
Наша-то феня очень прилично смотрится. «Круто» — это же образ, метафора. Или «клёво» — это от слова «клевать». А иностранщина после того, как океан утихомирится, успокоится, выплеснется на берег, как щепки, как мусор, как палки, которые мы обычно видим на море после бури. И все эти иностранные слова забудутся, так было из века в век. 
Другое страшно: когда нацио­нальная картина мира, которая вся в плоти родного языка, замещается чужой. И вот тут подмена вызывает, с одной стороны, протест народа, внутреннее сопротивление, а с другой — переделку молодого поколения, которое язык осваивает из воздуха. 
На мой взгляд, улучшение отношения к русскому языку, улучшение русского языка должно состоять в том, чтобы мы разъясняли картину мира, тот взгляд, которым смотрим через языковые очки на этот мир. И у нас, русских, в этой картине мира идеалы потрясающие: душевность, безкорыстие, правда, совесть. 
Что касается безкорыстия. Посмотрите, что сегодня делают с нашими понятиями. Ведь в русском языке есть формула приобретательства, собственности, она не похожа ни на один язык мира — «у меня есть». А в других языках, например в наиболее популярном английском, «я имею» — I have. И вот этот have так же, как по-немецки haben, означает, между прочим, «хапнул», корень-то тот же — притяжения, стяжательства, приобретательства. А у нас такой корень живёт в словах «хапнуть», «хавать» (извините, жаргон, феня).
Или английское happiness — «счастье». Что это? Это, собственно говоря, то, что мы имеем, то, что мы нахапали. А в русском языке «счастье» означает «своя часть», та доля, которую тебе Гос­подь дал. У нас совсем по-другому устроен взгляд на мир. 
Отсюда слова «добыча» и «нажива», в их основе корни «быть» и «жить» и только, никакого хапанья. 
У русского человека есть противоядие против этой стихии стяжательства в глаголе «дать». Такой усиленной насыщенности глаголом «дать» нет ни у одного языка, ни в одной речи. Например, у нас говорят ребёнку: «давай иди», «давай кушай», «давай учи». «Давай» — откуда это слово? Это сигнал самоотдачи. Когда мы восхищаемся кем-то, то говорим: «Ну ты даёшь!», «Во даёт!». Это сигнал самоотдачи, самовыражения. Или выражение «дай-ка я» — готовность к самоотдаче. И даже наше утверждение, наше русское «да», которого нет в других языках, это фактически глагол бытийный: «да», «есть», это тоже выражение готовности к самоотдаче.
Так вот это безкорыстие изымается, подменяется другими понятиями. Потом накладывается усиленное изучение чужих языков, и мы получаем поколение, которое уже не имеет этих идеалов в своей голове.
— Мне кажется, что интенсивное изучение чужих языков, с одной стороны, является фактором сегодняшней городской жизни, а с другой — неким модным трендом. Это серьёзный фактор. Насколько это влияет на внутренний мир человека?
— Склад души определяется языковыми факторами. Это подсознательная работа.
Я бы сказала, что иностранные языки можно и нужно учить. Это расширяет кругозор, умственные способности. Но они должны накладываться на мощную базу родного языка. Вот тогда всё получится.
Чтобы любить своё, служить своей стране, своему народу, нужно хорошее знание языка, нужно любить эту картину мира, нужно понимать, почему мы такие, а другие — другие. 
Считаю, что одна общечеловеческая ценность у всех народов всё-таки есть — это система «свой-чужой». Любить своё и побаиваться чужого, остерегаться, отклоняться от него — свойство каждого народа. Иначе он не народ, иначе он растворится в чужаках и его не станет. 
Развитие национальных языков надо поощрять, потому что людей нельзя лишать родной картины мира. Но и русский язык надо изучать и обучать ему не только с точки зрения орфографии (как писать «троллейбус») и умения высказать умно мысль Надо любить язык, любить эту картину мира и понимать, что мы свои, говорящие на одном языке.
— Как научить любить?
— Очень легко. Один из факторов любви — русское общение в противовес общению на других языках других народов. 
Что такое у англичан общение? У них есть четыре типа беседы: chat, chatter, small talk, conversation. Всё это мы по-русски называем одним словом — «трёп» («болтовня»). Людей, которые готовы часами трепаться, а англичане именно так и делают, мы готовы тут же записать в пустомели, в трепачи, в краснобаи. 
А идеал общения по-русски — это не только разговор по душам, но и выяснение отношений, что совершенно недопустимо ни в каких других языках. Вот без этих двух полюсных позиций русский человек не может. По­этому, когда англичанина спрашивают: «How do you do?», он говорит: «I am fine», — и всё, закрывает беседу, это ритуал и больше ничего. А наш русский человек на вопрос «Как дела?» может рассказывать целый час, а русские собеседники будут его выслушивать, в отличие от англичан. Никто не сочтёт себя оскорблённым. И если русский человек не захочет участвовать в беседе, разве он скажет: «Всё прекрасно, замечательно»? Нет. Он говорит: «Ничего, так себе». А это «ничего» — удивительное, победительное слово русского языка, оно утверждает, что всё нипочём, всё ништяк, всё допустимо и вопреки, как говорится, любым трудностям. Вот это русское «ничего» прекрасно понял Бисмарк, когда писал в документах «alles» — ничего. «Всё ничего» — чисто по-русски.
— Это знаменитая история. Бисмарк как-то под Петербургом попал в страшную метель. Было ясно, что они вместе с ямщиком погибнут, и ямщик ему постоянно говорил: «Барин, ничего, ничего». Бисмарк потом даже заказал себе перстень, на котором было выгравировано «nichevo».
— Да. Вот это русское «ничего», которое прекрасно понял Бисмарк, мы тоже должны в себе увидеть. Так же, как русское «держись» — победительная формула. Правда, иногда мы в ответ говорим: «Держалась кобыла за оглоблю, да упала», потому что трудно держаться только за самого себя и уповать только на себя. Но это всё равно формула победы в крайности. Вот наш идеал общения. 
Как не полюбить русский язык, если только в этом языке, например, есть обращение к чужим людям по признаку родства. Ведь вы не можете объяснить никому, никаким другим народам, как можно подойти к незнакомому человеку на улице и сказать: «Слышь, дед» или «Эй, мамаша», «бабуля», а она тебе в ответ: «Да, дочка», «Да, сынок». Или обращение «дяденька», «тётенька» у детей к незнакомым людям. Мы что делаем? Мы приобщаем к своему кругу совершенно незнакомых, чужих, но национально близких людей, на самом деле родных.
— Как наш русский язык может быть приспособлен к современному миру технологий? Насколько мир этих новых понятий, которые пришли к нам из-за границы, может быть соединён с русским языком? Или они, как масло с водой, не смешиваются?
— Очень даже может быть приспособлен. Это сделать достаточно легко. Вот, например, в XIX веке научная терминология черпалась из родного языка, и так гораздо легче запоминалось. Возьмите биологию: пестики, тычинки. Какие образы за этим стоят?
— Бильярд так и не стал шаротыком.
— Да, но при этом «аэроплан» не прижился, остался «самолёт».
Кстати, масса математических терминов, которые в XIX веке формировались в знаменитом учебнике средней школы Киселёва и по которому сегодня преподают математику детям в Израиле, между прочим, у нас забыт. Эта терминология сохранилась, и благодаря ей обучать детей и взрослых легче. Что мешало бы нам «компьютер» — неудобоваримое в произношении слово для русского языка, «файлы» и прочее переводить, подыскивать корнеслов, искать метафору? Ведь русский язык — огромный, богатейший. 
— Кстати, может ли русский язык в будущем стать всепланетным языком общения?
— Я считаю, что не должен. У каждого народа своя картина мира и свой язык, который, уверяю вас, каждый народ трепетно любит. Вы даже не подозреваете сами, как любите свой язык. Люди, попадающие в чужеязычную среду, и это уже установлено психологами, два года находятся в состоянии сильнейшего стресса. Почему у нас такая высокая преступность среди мигрантов? Ещё и потому, что не владеющий русским языком приезжий, пришелец всё время в стрессе, он не понимает, ему противно, его с души воротит от нашего языка. Но знаете, когда приезжие возвращаются потом к себе на родину, они испытывают такой же стресс. Эти «перекати поле» — страшная ситуация для человека.
Вообще система «свой-чужой» очень серьёзно работает. Но вопрос в том, как воспринимает чужака каждый народ. Вот у нас, русских, чужой — это корень «туждь», древний корень, который означает, что человек оттуда, из-за границы своего мира. Никаких особых отрицательных окрасок в этом слове нет. Ещё у нас есть слово «немец», оно в общем имеет в виду всех, кто не владеет русским языком. Он немой, немтырь, пожалеть его надо. Лишь после мы приспособили это слово к нашему ближайшему соседу. А ведь были аглицкие, гишпанские и фряжские немцы.
Но вот, например, у китайцев чужак называется «лаовай». Нам сейчас, особенно когда мы дружим с Китаем, стесняются рассказать, что это слово означает. В лучшем случае это «лох» и «неумёха», а в реальности «придурок». Понимаете, какая окраска стоит в отношении к чужакам? Все остальные как бы не люди.
— Как в агрессивной, практически англоязычной среде наших СМИ, интернета приучить ребёнка любить и знать свой язык?
— Улучшить русский язык в каждой отдельной голове очень легко. Не обязательно мучить детей орфографическими правилами, диктантами. Есть другое очень трудное занятие. Надо заставлять даже не читать, а учить наизусть русскую поэзию. Во-первых, её легче учить, чем прозу, а во-вторых, в поэзии открывается картина мира. Поэты ведь люди интуитивные, они не сильно мыслят и не сильно разумеют. Им что в голову придёт, то они и выдают. Подчас они такие архетипы русского мышления выставляют в поэтический ряд, что диву даёшься.
Своих детей, а их у меня трое, обучила русскому языку. Хорошо, считаю, научила. Я заставляла, принуждала их учить «Евгения Онегина» А.С. Пушкина. Старший выучил всю поэму, средняя дочь — три главы, младшая, сейчас она в девятом классе, осваивает одну. Но эффект потрясающий. А почему? Потому что словарь Пушкина, то есть словарь великого русского языка, просто так берёт и пересаживается в твою голову, ненавязчиво. Ты просто учишь, помимо этого развивая потрясающую память. Вот это обучение словоупот­реблению, великолепным формулам и метафорам, да просто красоте, настолько вживается в мозг и душу человека, что потом для него писать, формулировать мысль — да, пожалуйста! Творить что-то своё — конечно, основа-то такая!
— Мир устроен очень странно. Иногда мы совершаем какие-то ничтожные действия, казалось бы, а всё вокруг сразу меняется, преображается. Кстати, если слово «трансформация» перевести как «пре­ображение», то появляется совершенно другой смысл. Потому что «трансформация» бывает в разную сторону — в худшую, в нейтральную, а «преображение» — только вверх. Тогда мы получим слово «преображаторы», такое немножко нелепое слово, но звонкое. Мне кажется, пора нам стать всем преображаторами, а не транс­формерами.
— Может быть, преобразователями лучше?
— А это уже слово для наших государственных мужей.

www.leonids-info.ru