Когда Насте было примерно 3,5 года, её накрыл возрастной кризис. Она перестала слушаться воспитателей, бабушку и старшую сестру. Оговаривалась, всё делала наоборот и становилась совершенно безбашенной. 
Дело дошло до того, что однажды, переходя улицу, она вырвалась у меня из рук и чуть не попала под машину. Ей, видите ли, захотелось поиграть в «догонялки» на проезжей части. 
И тогда мне стало понятно, что этот «праздник непослушания» надо срочно прекращать. 
Какие были варианты? Бить ребёнка? Ну уж нет! Избиение сразу исключил, поскольку моей задачей было не наказать, а научить ребёнка. 
Мне нужно было сделать так, чтобы не я заставлял её соблюдать правила поведения, а дочка сама захотела бы их выполнять. 
Как преподаватель, знаю, что ведущая деятельность ребёнка в 3–5 лет — это игра. А в игре главное — эмоциональные образы. И мне нужны были образы «правильные», которые смогли бы сформировать у дочери новые алгоритмы поведения. 
Поэтому я составил план работы и начал его поэтапно осуществлять. 
Во-первых, нашёл старинный советский мультик «Можно и нельзя», в котором два маленьких волшебника помогают малышу не попасть в сложные ситуации, понять границы дозволенного. 
Во-вторых, мы несколько раз с Настей посмотрели этот мультик, он ей очень понравился, особенно два маленьких волшебника. 
Но ребёнок смотрит мультики эмоционально, без осмысления и только после пересказа начинает понимать сюжет. Поэтому попросил дочь объяснить, почему нельзя было играть со спичками, бегать по дороге и т. д. 
В-третьих, сразу после мультика мы начали с Настей играть в «можно» и «нельзя» с её куклами и зверями. Дочка выступала в роли сразу двух волшебников и критиковала неправильное поведение героев сказки, за которых играл я. Эти неправильные герои лезли всюду, куда нельзя, а Настя их предостерегала, убеждала, ставила в угол и делала внушения. С моими подсказками, разумеется. 
Такой метод в педагогике называется «сменой позиции», когда ребёнок смотрит на себя со стороны. И не его воспитывают в этот момент, а он с позиции взрослого. Здесь есть и игра, и воспитание одновременно. 
А играли мы очень эмоционально. Мне приходилось и насупить несогласно брови, и хныкать и т. д., что мне даётся тяжело, как и многим мужикам. Но эмоции в 3–4 года — это главный канал донесения информации до ребёнка. Без эмоциональных взрослых ребёнок не понимает, а порой и пугается. 
В-четвёртых, в подобные игры мы играли с Настей каждый вечер, примерно две недели. Так мы нарабатывали новые алгоритмы поведения. После чего подошли к пункту закрепления изученного.

В-пятых, во время наших прогулок я начал обращать внимание Насти на то, чего она раньше не замечала. Например: 
— Вон, видишь, мусор валяется? Почему? 
— Потому что кто-то нехороший его бросил. 
— Пойдём подберём его?
— Пойдём! 
Или: 
— Вон, видишь, мальчишка висит вниз головой? Чем это может грозить? 
— Тем, что он свалится и разобьёт голову. 
— Давай ему об этом скажем? 
— Давай! 
При этом я старался избегать запугивания. Проблемы надо решать, а не заменять одну другой. 
В-шестых, попросил бабушку и среднюю дочку — всех, с кем общалась Настя, придерживаться такой же политики. При формировании новых алгоритмов поведения крайне важно, чтобы окружающие придерживались одних и тех же требований. 
ЧТО В ИТОГЕ? 
Положительные результаты начали сказываться уже к концу недели. Но о стойком алгоритме нового поведения на уровне привычки можно было говорить месяца через три. 
Это мой опыт. Может, кому-то он и пригодится. 
Юрий Сотников
https://vk.com/@vedafamily-nauchit-a-ne-nakazat-opyt-otca