Музыка… Это то, что возвышает нашу душу, уводит от суеты, сонастраивает с ритмами и звуками природы, делает нас прекраснее, доб­рее, чище. Успокаивая, звучит она в детстве ласковой маминой колыбельной и потом не покидает нас, утешая в горе, сорадуясь в счастье, помогая в труде. Так и идёт она с нами по жизни… И среди дел, проблем, забот, когда в суете превращаешься порой в какого-то биоробота, вот тут, тихо ступая, прислоняется к нашим душам музыка, возвращая нас самим себе.
Вот поэтому всегда, во все времена, у всех народов были свои странствующие музыканты-хранители мудрости, целители, пророки. В одной из старых газет «Бабушкины рецепты» (№ 51) прочитала статью о кобзарях (Петриченко И.Н. «Народной музыки целительная сила. Кобзари и лирники»), в ней описывались жизнь и творчество таких музыкантов.

В Древней Греции музыкант Терпандр излечивал своим пением и игрой на лире целые города. Однажды он сумел остановить восстание с помощью песни, усмирив разгневанных людей. Среди подобных музыкантов в разных странах были гусляры, лирники, кобзари. Многие из гусляров и кобзарей были незрячими. В народе считалось, что кобзарь обладает внутренним зрением, бывали случаи, когда музыкант-пророк мог вылечить больного человека одним лишь наложением рук. 
Часто, слушая музыканта, люди плакали. Слёзы, вызванные песней кобзаря, были показателем её воздействия на душу слушателя: сопереживая, сочувствуя герою песни, слушатель испытывал силу катарсиса — духовного очищения через сострадание. Возможно, в этом заключалась особая функция кобзарских песен — духовное и душевное оздоровление людей.
Легенды утверждают, что сами кобзари не болели ничем, жили значительно дольше обычных людей, несмотря на постоянные скитания, сон на сырой земле, нерегулярное питание, голод, постоянное нахождение в неблагополучных районах (там, где были войны или свирепствовали эпидемии). Залогом мощной внутренней жизненной силы была огромная вера кобзаря в Высшую реальность, Всеобщие законы жизни, данные от Бога.
Залогом собственного здоровья многие музыканты считали и сам музыкальный инструмент. 
В песнях кобзарей было различное сюжетное наполнение. Исполняя историческую песню или думу о каком-либо славном сражении, кобзарь настраивал воинов на бой; чтобы потешить и снять напряжение, образовавшееся под воздействием трагической песни, кобзарь мог исполнить шуточную или танцевальную мелодию. Музыка, донося до сердца слушателя каждую мысль и каждый оттенок чувствования, действовала терапевтически, очищая человеческую душу от скверны.
И в довершение притча «Кобзарь и кобза».
Давно это случилось, в забытые времена.
В одном из полтавских сёл гарцевал на коне по улочке местный богач. И заметил он вдруг, как со двора по левую руку начало литься какое-то сияние, а потом увидел дивчину, которая брала из колодца воду. Она сияла красотой, будто ясный месяц, что льёт приятные глазу прохладные лучи. Лицо красавицы походило на раскрытую лилию; двигалась она плавно, будто лебёдушка; исходили от неё запахи красочного луга, и вся она, казалось, была богиней — покровительницей весенних гуляний. И, видя эту восхитительную красавицу, богач воскликнул: «Кто она? Это же самая совершенная красота, которая когда-либо выходила из-под рук Творца!» Воспламенившийся порывом явившейся любви богач перескочил на коне через ворота.
Дивчина испугалась лихача, бросила вёдра и забежала в хату. Вышли из хаты встретить неожиданного гостя старенькие родители.
— Отдайте за меня вашу дочку-голубку, — сказал им богатый. — Дам за неё столько денег, что хватит вам и век свой безбедно дожить, ещё и остальных детишек поднять.
Родители согласились.
Через неделю сыграли пышную свадьбу. Отвели молодых в комору. Приблизился богатей со страстным желанием обнять избранницу, а дивчина — вот те раз! — вмиг превратилась в безобразную, побитую оспой старуху. Отпрянул — она снова стала красавицей. Он снова к ней — всё повторилось. Испугался человек, позвал родичей. А они как увидели такое, давай его в один голос учить: «Это ведьма. Немедленно отвези её к родителям и забери деньги».
Схватил он бедненькую за руку, выволок голую во двор, а со двора на улицу.
Проходил по той улице какой-то милосердный странник. Дивчина, чья красота была дивом света и казалась воплощением волшебной силы, ища защиты, метнулась и прижалась к его груди. А он заволновался вдруг, как луговые травы в тот миг, когда набежит ветер, обнял красавицу и сказал богачу:
— Отдай её мне.
A тот ему:
— Как это — отдай?! Я за неё родителям кучу денег заплатил.
А добросердный ему:
— Я, — говорит, — сегодня своё имение продал и нёс деньги на монастырь, так вот возьми за красавицу.
Денег было немало. Обрадовался богач и согласился на торг. Только сказал:
— Не могу я смириться с мыс­лью, что ты ежедневно будешь любоваться красотой той, чьё тело сияет будто золото.
— И что?
— Последнее условие. Так и быть, продам тебе её, если ты согласишься, чтобы мои слуги выкололи тебе глаза.
— Согласен я и на это, — решительно сказал богомол.
«Гибнет век, время течёт и волосы серебрит…» Прошло немало лет с того дня, как богач продал божественной красоты дивчину. С тех пор его сердце не покидала ни на миг тревога, что бы он ни делал.
Как-то летом поехал он на ярмарку торговать. Слышит вдруг — где-то возле ворот музыка звучит и сбегаются отовсюду к источнику чудесных звуков люди. «Дай, — думает себе богач, — и я посмотрю, что там такое». Приложив немало усилий, протолкался сквозь толпу. Смотрит — сидит на табуреточке слепой музыкант, на нём сорочка-вышиванка белая, на коленях музыкальный инструмент — чудо-кобза, а от неё — сияние волшебное исходит, будто утренняя заря улыбается. Звенит богопевчая кобза, а кобзарь бодренько поёт, прогоняет отчаянье, жалость развеивает.
Пока тот играл да пел, присмотрелся богач к музыканту и… да-да, он не ошибся! Перед ним сидел неожиданный покупатель чардивчины. Как только музыка стихла, богач подошёл к кобзарю и несмело заговорил:
— Я узнал тебя. Узнаёшь ли и ты меня?
— Да, — сказал кобзарь, — узнал я твой голос. Как поживаешь?
— Лучше не спрашивай, — горько-тяжко вздохнул богач. — С того самого дня, как отпустил я от себя волшебную пташку, кошки скребут у меня на душе и на серд­це горько, и не могу найти покоя.
Смахнув рукавом со щеки скупую мужскую слезу, он вдруг спросил:
— А где же та, что затмевала своим сиянием целый свет?
— А ты и не догадываешься?
— Нет.
— Вот она, — кобзарь нежно провёл ладонью по струнам кобзы.
— Продай её мне! — взмолился богач. — Отдам тебе за неё всё, что имею.
— Кобза принадлежит тому, кто умеет на ней играть, — ответил слепой музыкант. — Это не собственность, это сама любовь. Умеешь играть — бери. Ведь произошла божественная встреча, и уже никто не в силах нас разлучить. Я — половина, кобза — половина; наше единение творит музыку, песню, любовь. Если ты настаиваешь, можешь взять её, но это уже будет мёртвая кобза, а я буду мёртвым кобзарём.
Ничего не ответил ему богач. Смущённый, он отошёл. А чудный музыкант заиграл на кобзе и запел новую песню, прославляя божественное чувство.

*     *     *
Есть прекрасная повесть у 
В. Короленко «Слепой музыкант». Она заканчивается выступлением покинувшего свой дом музыканта:
«Живое чувство родной природы, чуткая оригинальная связь с непосредственными источниками народной мелодии сказывались в импровизации, которая лилась из-под рук слепого музыканта. Богатая красками, гибкая и певучая, она бежала звонкою струёю, то поднимаясь торжественным гимном, то разливаясь задушевным грустным напевом. Казалось по временам: то буря гулко гремит в небесах, раскатываясь в безконечном просторе, то лишь степной ветер звенит в траве, на кургане, навевая смутные грёзы о минувшем.
Старик слушал и ждал. Он больше, чем кто-нибудь другой в этой толпе, понимал живую драму этих звуков. Ему казалось, что эта могучая импровизация, так свободно льющаяся из души музыканта, вдруг оборвётся, как прежде, тревожным, болезненным вопросом, который откроет новую рану в душе его слепого питомца. Но звуки росли, крепли, полнели, становились всё более и более властными, захватывали сердце объединённой и замиравшей толпы. 
И чем больше прислушивался Максим, тем яснее звучал для него в игре слепого знакомый мотив, это она, шумная улица. Светлая, гремучая, полная жизни волна катится, дробясь, сверкая и рассыпаясь тысячью звуков. Она то поднимается, возрастает, то падает опять к отдалённому, но неумолчному рокоту, оставаясь всё время спокойной, красиво-безстрастной, холодной и безучастной. И вдруг сердце Максима упало. Из-под рук музыканта опять, как и некогда, вырвался стон. Вы­рвался, прозвенел и замер. И опять живой рокот, всё ярче и сильнее, сверкающий и подвижный, счастливый и светлый. Это уже не одни стоны личного горя, не одно слепое страдание. На глазах старика появились слёзы. Слезы были и на глазах его соседей. «Он прозрел, да, это правда — он прозрел», — думал Максим. 
Среди яркой и оживлённой мелодии, счастливой и свободной, как степной ветер, и, как он, беззаботной, среди пёстрого и широкого гула жизни, среди то грустного, то величавого напева народной песни всё чаще, всё настойчивее и сильнее прорывалась какая-то за душу хватающая нота. «Так, так, мой мальчик, — мысленно ободрял Максим, — настигай их среди веселья и счастья...» 
Через минуту над заколдованной толпой в огромной зале, властная и захватывающая, стояла уже одна только песня слепых...
— Подайте слипеньким... ради Христа. 
Но это уже была не просьба о милостыне и не жалкий вопль, заглушаемый шумом улицы. В ней было всё то, что было и прежде, когда под его влиянием лицо Петра искажалось и он бежал от фортепиано, не в силах бороться с её разъедающей болью. Теперь он одолел её в своей душе и побеждал души этой толпы глубиной и ужасом жизненной правды... 
Это была тьма на фоне яркого света, напоминание о горе среди полноты счастливой жизни... Казалось, будто удар разразился над толпою, и каждое сердце дрожало, как будто он касался его своими быстро бегающими руками. Он давно уже смолк, но толпа хранила гробовое молчание. 
Максим опустил голову и думал: «Да, он прозрел... На место слепого и неутолимого эгоистического страдания он носит в душе ощущение жизни, он чувствует и людское горе, и людскую радость, он прозрел и сумеет напомнить счастливым о несчастных...» И старый солдат всё ниже опускал голову. Вот и он сделал своё дело, и он недаром прожил на свете, ему говорили об этом полные силы властные звуки, стоявшие в зале, царившие над толпой...»

Музыкотерапия получила сейчас во всём мире широкое признание. Музыка помогает снять напряжение, обрести внутреннюю гармонию, покой. В таком состоянии человеческому организму легче самовосстанавливаться.

С теплом и любовью Ольга Макарова
дер. Цибино, Воскресенский район, Московская область