Её называли «ведьмой», потому что она разговаривала с животными и завела себе ворона-террориста, который воровал золото и нападал на велосипедистов. Более 30 лет она прожила в деревянном домике лесника посреди Беловежской пущи без воды и электричества.
Она спала в кровати с рысью и жила под одной крышей с ручным кабаном. Симона была учёным, экологом, автором отмеченных наградами фильмов и радиопостановок. Активно заботилась о самом старом лесе в Европе. Она считала, что следует жить просто, в близком общении с природой. Животные дали ей то, чего она не получила от людей.

Дзедзинка — здесь или нигде
«Дзедзинка впервые предстала перед Симоной в лунном свете, — вспоминает Эва Высмулек. — Мы решили поехать туда ночью. Мы ехали по дороге с факелами вчетвером: муж, нанятый возница, я и Симона. Вдруг на Бровскую дорогу вышел зубр. Конь остановился как вкопанный, мы испугались, но всё-таки доехали. Симона с первого взгляда влюбилась в Дзедзинку». Спустя годы Симона описала это путешествие и встречу с царём пущи таким образом: «Это был первый зубр, которого я видела в жизни, не считая тех, что в зоопарке. Ну и это приветствие при въезде в пущу: монументальный зубр, белизна, снег, полная луна, кругом белым-бело, красота и домик лесника на укромной полянке, весь в снегу, это был покинутый дом, здесь два года никто не жил. В центральной комнате отсутствовал пол, полная разруха. И я посмотрела на этот дом, посеребрённый лунным светом, чтобы было романтичнее, и сказала: всё, или тут или нигде!».

«Плюшевый» друг
Дикую однодневную кабаниху Жабку привёз Лех Вильчек, и именно благодаря этому зверю жители Дзедзинки (Симона Коссак и Лех Вильчек) познакомились ближе. И прониклись друг к другу симпатией. Раньше она считала, что Лех заносчив. Он не оставался в долгу. Когда в Дзедзинке появилась кабаниха, Вильчек попросил Симону позаботиться о ней во время его отсутствия. Затем он стал «одалживать» её Симоне. Потом кабаниха спала с ними в кроватях. Жабка выросла кабаном размера XXL и прожила у них семнадцать лет. «Она охраняла дом и ходила гулять, как собака, и всё чаще льнула к хозяевам и требовала ласки!» — описывал краковский журналист Збигнев Щвенх свой визит в Дзедзинку.

Ворон-террорист
О вороне люди говорили, что это отпетый бандит и вор. Он терроризировал половину Беловежи. Ворон воровал коробки из-под сигарет, расчёски, ножницы, мышеловки и блокноты. Нападал на людей, разрывал сиденья велосипедов. Крал документы, в лесу таскал у дровосеков колбасу и проделывал дыры в сумках с покупками. Хватал мужчин за брючины, а женщин тянул за юбки и клевал им ноги. Люди думали, что Корасек (так звали ворона) — это кара за их грехи. «Он воровал даже зарплату у рабочих в лесу, — вспоминает Станислав Мысьлиньский, у которого до сих пор остались шрамы после нападения этой птицы. — Он украл у меня пропуск в заповедник, вытащил его у меня из кармана, а затем цинично по­рвал. Он обожал нападать на велосипедистов, особенно на девушек. Это выглядело очень эффект­но: ворон начинал клевать ездока в голову, тот падал с велосипеда, а ворон торжествующе садился на седло и смотрел на вращающееся колесо».
«Как-то раз он украл у меня ключи от машины и улетел в лес, — рассказывает товарищ Симоны, — а Лешек [Вильчек] мне на это: мол, не переживай, он вернёт. Взял хворостину и принялся стращать ворона: «Сукин сын ты этакий, это ты украл у моего друга ключи?!» И предупредил Корасека, что если тот отдаст ключи, то получит яйцо, а если не отдаст, то получит хворостиной. А ворон как будто всё понял, потому что довольно быстро прилетел ко мне в раздражённом настроении с ключами в клюве и демонстративно бросил их на стол!»
«Я ходила по заповеднику без пропуска, — рассказывает Божена Вайда. — Меня увидел охранник парка, он пошёл за мной в Дзедзинку и начал выписывать штраф. Когда охранник вручал мне заполненный формуляр, прилетел ворон. Он выхватил бумажку, полетел с ней на крышу Дзедзинки и разорвал там её своими лапами. На меня напал приступ смеха, я хохотала и не могла остановиться, охранник растерялся и в конце концов махнул рукой. Когда я рассказала об этом Симоне, она чуть не умерла со смеху».

Член стада
«Маленькое стадо моих косуль, которых я выкормила из бутылки, а потом многие годы сопровождала в прогулках по лесу, — вспоминала Симона Коссак, — однажды стало проявлять признаки испуга, страха и отказывалось выйти пастись в лес. И я пошла в направлении молодого леска, потому что именно туда животные смотрели, навострив уши и поджав хвосты; было понятно, что какую-то очень большую опасность они чувствуют оттуда. Итак, я прошла примерно половину пути по открытому пространству и вдруг остановилась как вкопанная, услышав за своей спиной дружный, полный ужаса лай, я обернулась, и что же я вижу? Пять моих косуль стояли на напряжённых прямых ножках, смотрели на меня и говорили мне своим лаем: не иди туда, не иди туда, там смерть! Честно говоря, я остолбенела, но потом по­шла. И что же оказалось? В этом молодняке я нашла свежие следы рыси. Что это значило? Это значило, что в наш питомник пробрался опасный хищник, косули его заметили, убежали в страхе, и что они увидели? Как мать идёт на верную смерть, её нужно предупредить, и для меня, честно признаюсь, этот день стал переломным. Я пересекла границу, которая отделяет мир животных от мира людей. Если бы нас отделяло от животных стекло, непреодолимая стена, их бы не обеспокоила моя судьба. Мы — косули, она — человек, какое нам дело? Если они меня предупредили, это означает только и исключительно одно: ты член нашего стада, мы не хотим, чтобы ты пострадала. Честно признаюсь, что я переживала это событие в течение многих дней, и сегодня, когда я думаю об этом, чувствую, как на сердце становится тепло. Это доказательство того, как можно подружиться с миром диких животных».

Зоопсихолог
В питомнике Симоны со временем появляются также: лань, которая будет приходить к ней под окно и угощаться сахаром, аист, которому Симона устроит гнездо из ящика у себя в комнате, такса и рысиха, которая будет спать с ней в кровати, а ещё павлины. Дзедзинка очень скоро превратилась в экспериментальную лабораторию, которую Симона из года в год развивала как зоо­психолог (так она себя называла), а также в больницу, поликлинику и приёмную для больных животных. Здесь она лечила и холила животных и вместе с Вильчеком, который их фотографировал, наблюдала за всем этим зверинцем. Здесь она, как мать, воспитывала лосей-близнецов Пепси и Колу, мыла чёрному аисту шею, запускала себе в рукав крысу Каналью, которая на открытом пространстве впадала в панику, позволяла своей подруге лани устроить себе во дворе «родилку», брала домой овечек и их супер-маму, выращивала крыс Альфу и Омегу и наблюдала за их жизнью, держала в аквариуме сверчков. Здесь она составляла прогнозы погоды, наблюдая за летучими мышами в подвале. Из года в год зверинец расширялся.

Борьба за рысей и волков
Зимой 1993 года Симона, как она рассказывала журналистам, начала борьбу за спасение беловежских рысей и волков от уничтожения. «Группа молодых сотрудников из Института изучения млекопитающих Польской академии наук, — писала, например, Алина Недзельская в статье, опуб­ликованной в «Твоём Стиле», — придумала провести телеметрические исследования. Они состояли в том, что дикому животному надевали ошейник с радиопередатчиком, чтобы оно, передвигаясь по лесу, передавало информацию. Но хищника сначала нужно было поймать. Случайно выяснилось, что учёные ставили на рысей и волков капканы, запрещённые у нас законом. Симона Коссак показывает «исследовательскую аппаратуру», которую она нашла в пуще — тяжёлые металлические челюсти. Разжать их могли лишь двое мужчин. Стоило ей отложить рукопись, как под окно подошла стая волков. Волки издавали душераздирающий вой. «Это был гимн благодарности за спасение их жизней, — говорит Симона уверенно. — Волки никогда не приближаются к строениям. Они слишком пугливы. Возможно, они почувствовали дружелюбную ауру, которая эманировала из домика лесника». 
В 1993 году Симона обнаружила в особо охраняемом заповеднике два капкана на хищников, поставленные сотрудниками Института изучения млекопитающих. Симона забрала эти капканы и отказалась отдавать. Учёные из института обвинили её в краже исследовательской аппаратуры. Делом занялась районная прокуратура в Хайнувке и II Уголовный отдел Районного суда в Бельске-Подляском. Во время допроса в прокуратуре Симона на вопрос о том, какую угрозу для животных представляла такого рода научно-исследовательская техника, ответила: «По моему мнению, не только для животных, но и для охранников это несло смертельную угрозу. Каждое животное, попавшее в ловушку, потенциально обречено на смерть, если повреждение лапы будет тяжёлым. В популяции, насчитывающей двенадцать особей, учитывая браконьерство и случайную гибель диких животных, это — смертельная угроза для существования последней низинной популяции рыси, чей набор генов — единственный в Европе, поскольку в Европе низинной рыси уже нет. Это вообще позор для мира науки, что мы приложили к этому руку».

Януш Р. Ковальчик.
http://culture.pl