Если спросить о творчестве Сергея Есенина, то обычно вспоминают его стихи, разгульную жизнь, такой себе московский озорной повеса… Между тем его проза заставляет нас совсем по-другому относиться к его творчеству. Например, произведение «Ключи Марии[1]» — это целостное философское мировоззрение. В нём присутствует всё: бытовые пристрастия нашего народа как отражение его миропонимания, образы буквиц, философские рассуждения о смысле жизни и многое другое…

Читая некоторые строки, можно подумать, что Есенин писал о нашем времени или с тех пор ничего не изменилось. Например: «Мы полюбили бы мир этой хижины со всеми петухами на ставнях, коньками на крышах и голубками на князьках крыльца не простой любовью глаза и чувственным восприятием красивого, а полюбили бы и познали бы самою правдивою тропинкой мудрости, на которой каждый шаг словесного образа делается так же, как узловая завязь самой природы.

Искусство нашего времени не знает этой завязи, ибо то, что она жила в Данте, Гебеле, Шекспире и других художниках слова, для представителей его от сегодняшнего дня прошло мёртвой тенью. Звериные крикуны, абсолютно безграмотная критика и третичный период идиотического состояния городской массы подменили эту завязь безмозглым лязгом железа Америки и рисовой пуд-рой на выпитых щеках столичных проституток».

Или: «Наше современное поколение не имеет представления о тайне этих образов. В русской литературе за последнее время произошло невероятнейшее отупение. То, что было выжато и изъедено вплоть до корок рядом предыдущих столетий, теперь собирается по кусочкам, как открытие».

А вот это уже явное пророчество сегодняшнего дня: «Человеческая душа слишком сложна для того, чтоб заковать её в определённый круг звуков какой-нибудь одной жизненной мелодии или сонаты. Во всяком круге она шумит, как мельничная вода, просасывая плотину, и горе тем, которые её запружают, ибо, вырвавшись бешеным потоком, она первыми сметает их в прах на пути своём. Так на этом пути она смела монархизм, так рассосала круги классицизма, декаданса, импрессионизма и футуризма, так сметёт она и рассосёт сонм кругов, которые ей уготованы впереди».

Или вот: «Да, мы едем, едем потому, что земля уже выдышала воздух, она зарисовала это небо, и рисункам её уже нет места. Она к новому тянется небу, ища нового незаписанного места, чтобы через новые рисунки, через новые средства протянуться ещё дальше. Гонители Святого Духа-мистизма забыли, что в народе уже есть тайна о семи небесах, они осмеяли трёх китов, на которых держится, по народному представлению, земля, а того не поняли, что этим сказано то, что земля плывёт, что ночь — это время, когда киты спускаются за пищей в глубину морскую, что день есть время продолжения пути по морю».

Всем любителям древнерусской письменности, быта и языка наверно интересно было прочувствовать язык, каким он был 100 лет назад, вспомнить некоторые исчезнувшие слова. Ниже приводится ряд выдержек из произведения.

«Исследователи древнерусской письменности и строительного орнамента забыли главным образом то, что народ наш живёт больше устами, чем рукою и
глазом, устами он сопровождает почти весь фигуральный мир в его явлениях, и если берётся выражать себя через средство, то образ этого средства всегда конкретен. То, что музыка и эпос родились у нас вместе через знак древа, — заставляет нас думать об этом не как о случайном факте мифического утверждения, а как о строгом вымеренном представлении наших далёких предков. Свидетельство этому — наш не пояс-
нённый и не разгаданный никем бытовой орнамент.

Все наши коньки на крышах, петухи на ставнях, голуби на князьке крыльца, цветы на постельном и тельном белье вместе с полотенцами носят не простой характер узорочья, это великая значная эпопея исходу мира и назначения человека. Конь как в греческой, египетской, римской, так и в русской мифологии есть знак устремления, но только один русский мужик догадался посадить его к себе на крышу, уподобляя свою хату под ним колеснице. Ни Запад, ни Восток, взятый вместе с Египтом, выдумать этого не мог-
ли, хоть бы тысячу раз повторили
себя своей культурой обратно. Это чистая черта скифии с мистерией вечного кочевья. «Я еду к тебе, в твои лона и пастбища», — говорит наш мужик, запрокидывая голову конька в небо.

Если б хоть кто-нибудь у нас понял в России это таинство, которое совершает наш безсловес-ный мужик, тот с глубокой болью почувствовал бы мерзкую клевету на эту мужичью правду всех наших кустарей и их приспешников. Он бы выгнал их, как торгующих из храма, как хулителей на Святого Духа…»

«Красный угол, например, в избе есть уподобление заре, потолок — небесному своду, а матица — Млечному Пути. Философический план помогает нам через такой порядок разобрать машину речи почти до мельчайших винтиков.

В нашем языке есть много слов, которые как «семь коров тощих пожрали семь коров тучных», они запирают в себе целый ряд других слов, выражая собой иногда весьма длинное и сложное определение мысли. Например, слово умение (умеет) заперло в себе ум, имеет и несколько слов, опущенных в воздух, выражающих своё отношение к понятию в очаге этого слова. Этим особенно блещут в нашей грамматике глагольные положения, которым посвящено целое правило спряжения, вытекшее из понятия «запрягать», то есть надевать сбрую слов какой-нибудь мысли на одно слово, которое может служить так же, как лошадь в упряжи, духу, отправляющемуся в путешествие по стране представления. На этом же пожирании тощими словами тучных и на понятии «запрягать» построена почти и вся наша образность».

«Обоготворение сил природы, выписанное лицо ветра именем Стрибога или Борея в мифологиях земного шара, есть не что иное, как творческая ориентация наших предков в царстве космических тайн. Это тот же образ, который родит алфавит непрочитанной грамоты. Мысль ставит чему-нибудь непонятному ей рыбачью сеть, уловляет его и облекает в краску имени. Начальная буква в алфавите «а» есть не что иное, как образ человека, ощупывающего на коленях землю. Опершись на руки и устремив на землю глаза, он как бы читает знаки существа её.

Буква «б» представляет из себя ощупывание этим человеком воздуха. Движение его уже идёт от «а» обратно. (Ибо воздух и земля по отношению друг к другу опрокинутость.) Знак сидения на коленях означает то, что между землёй и небом он почувствовал мир пространства. Поднятые руки рисуют как бы небесный свод, а согнутые колени, на которые он присел, — землю.

Прочитав сущность земли и почувствовав над нею прикрытое синим сводом пространство, человек протянул руки и к своей сущности. Пуп есть узел человеческого существа, и поэтому, определяя себя или ощупывая, человек как-то невольно опустил свои руки на эту завязь, и получилась буква «в».

Дальнейшее следование букв идёт со светом мысли от осознания в мире сущности. Почувствовав себя, человек подымается с колен и, выпрямившись, протягивает руки снова в воздух. Здесь его движения через символы знаков, тех знаков, которыми он ищет своего примирения с воздухом и землёю, рождают весь дальнейший порядок алфавита, который так мудро оканчивается фигурою буквы «я». Эта буква рисует человека, опустившего руки на пуп (знак самопознания), шагающим по земле. Линии, идущие от средины туловища буквы, есть не что иное, как занесённая для шага правая нога и подпирающая корпус левая».

«Мы верим, что чудесное исцеление родит теперь в деревне ещё более просветлённое чувствование новой жизни. Мы верим, что пахарь пробьёт теперь окно не только глазком к Богу, а целым огромным, как шар земной, глазом. Звёздная книга для творческих записей теперь открыта снова. Ключ, обронённый старцем в море, от церкви духа, выплеснут золотыми волнами. Народ не забудет тех, кто взбурлил эти волны, он сумеет отблагодарить их своими песнями…»

«Вот потому-то нам так и противны занесённые руки марк-систской опеки в идеологии сущности искусств. Она строит руками рабочих памятник Марксу, а крестьяне хотят поставить его корове. Ей непонятна грамота солнечного пространства, а душа алчущих света не хочет примириться с давно знакомым ей и изжитым начертанием жизни чрева. Перед нами встаёт новая символическая чёрная ряса, очень похожая на приёмы православия, которое заслонило своей чернотой свет солнца истины. Но мы победим её, мы так же раздерём её, как разодрали мантию заслоняющих солнце нашего братства. Жизнь наша бежит вихревым ураганом, мы не боимся их преград, ибо вихрь, затаённый в самой природе, тоже задвигался нашим глазам.

И прав поэт, истинно прекрасный народный поэт Сергей Клычков, говорящий нам, что:

Уж несётся предзорняя

                                конница,

Утонувши в тумане по грудь,

И берёзки прощаются,

                                клонятся,

Словно в дальний

                                собралися путь.

Он первый увидел, что земля поехала, он видит, что эта предзорняя конница увозит её к новым берегам, он видит, что берёзки, сидящие в телеге земли, прощаются с нашей старой орбитой, старым воздухом и старыми тучами».

Сентябрь-ноябрь 1918.

Перечитывал Андрей Правдатворов.

http://derzhava.today/zapiski-mirnogo-cheloveka-sergej-esenin-neizvestnyj-filosof/

Источник: Есенин С. А. Ключи Марии // Есенин С. А. Полное собрание сочинений: В 7 т. — М.: Наука; Голос, 1995—2002. Т. 5. Проза. — 1997. — С. 186—213.

http://feb-web.ru/feb/esenin/texts/e75/e75-186-.htm