Я работала врачом-педиатром в детском саду и прививала детей. В институте нам буквально на пальцах объяс­нили, как работает иммунная система, и теперь мне странно, почему я удовлетворилась этими «объяснялками». Если профессора иммунологии недоумевают по поводу сложности иммунитета, открывая всё новые и новые механизмы в его функционировании, признаваясь, что очень мало знают об иммунитете, что вакцины опасны, то почему мне всё казалось понятным и простым?!
Доктор медицинских наук, профессор, ведущий научный сотрудник лаборатории биотехнологии в Институте иммунологии ГНЦ МЗ РФ Г. А. Игнатьева пишет:
«Вакцинация — теоретически самый лучший метод иммунотерапии и иммунопрофилактики. Но есть проблемы, наиболее трудные из которых мы обозначим. Самая крупная из трудных проблем — биологическая опасность самих вакцинирующих препаратов вне зависимости от целевого антигена. Дело в том, что все современные вакцинирующие препараты получают методами биотехнологии с использованием сывороток и клеток животных. У животных, как становится известно нам, чем дальше, тем больше есть чрезвычайно опасные для человека инфекции типа прионных и ретровирусных. Очистить вакцину от примесей, потенциально содержащих эти инфекции, принципиально невозможно (без потери собственно вакцинирующего антигена). Такое серьёзное сопутствующее явление заставляет признать, что, вакцинируя население, медицина несознательно нарушает основной принцип — «не навреди». 
И теперь, когда я слышу от педиатров, что вакцины «тренируют» иммунитет, что они защищают от инфекционных заболеваний и безопасны, мне становится грустно и тревожно, потому что цена таким убогим «объяснялкам» — детское здоровье и детские жизни. Когда мне открылась оборотная сторона вакцинации, которую не афишируют и не преподносят в институте, мне стало страшно и стыдно. Страшно, потому что я поняла наконец, что я сотворила со своим собственным ребёнком, поняла, откуда «растут ноги» у его болячек и чем чревата такая «забота» о его здоровье. А стыдно потому, что я, будучи врачом, неся ответственность за здоровье доверенных мне детей, так бездумно и легко относилась к вакцинации, а ведь она, по словам Г. Онищенко (главного санитарного врача страны), является «серьёзной иммунобиологической операцией».
Коллеги-педиатры меня могут упрекнуть: «Понятно, что вакцинация — это не в бирюльки играть, нужен индивидуальный подход!» Однако всё дело в степени осо­знания глубины проблемы. Я ведь тоже очень строго отбирала детей на вакцинацию: обязательный осмотр, термометрия, анамнез (и чтобы никто в семье не болел, не чихал!), когда нужно — анализы, словом, всё, что можно сделать в условиях поликлиники... Но надо признать, что эти минимальные данные (а в условиях поликлиники они же — максимальные) ничего не говорят о состоянии иммунитета и здоровья в целом у конкретного ребёнка. И не надо обманываться и обманывать родителей. Даже развёрнутая иммунограмма и консультация иммунолога не защитят ребёнка от побочного действия вакцин, не дадут гарантию, что прививка не спровоцирует серьёзное аутоиммунное заболевание, что она не сорвёт тонкие механизмы саморегуляции и у ребёнка не разовьётся диабет, бронхиальная астма, рак крови или другое неизлечимое заболевание! Если бы родители на самом деле понимали, в какую рулетку они играют, то многие бы задумались. Я поняла и задумалась.
Сейчас практически невозможно выставить диагноз «Пост­вакцинальное осложнение». Врач, сделавший это, подписывает себе приговор, поэтому никто не ставит такие диагнозы во избежание неприятностей. Поэтому мы не знаем, сколько на самом деле детей, пострадавших от вакцинации, и думаем, что очень мало (один на миллион), «пронесёт» и на этот раз... Я видела ребёнка, шестимесячного, с которым на третий день после вакцинации случилась клиническая смерть. Его оживили, но он будет идиотом, потому что кора головного мозга погибла. Никто из врачей «не вспомнил», что за три дня до клинической смерти ему сделали прививку АКДС.
У нас много разговоров о так называемой концепции информированного согласия на медицинское вмешательство, в частности на вакцинацию. На самом деле то пустой звук. Родитель, желая вакцинировать своё дитя, должен знать, что:
1. По российскому законодательству, он имеет право на отказ от вакцинации (по любым соображениям, в том числе религиозным) и этот отказ не повлечёт за собой никаких последствий в виде неприёма в детский сад, школу, институт. А те граждане, которые чинят таким родителям препятствия, должны иметь дело с прокуратурой.
2. Родитель должен знать, что вакцины — это не лекарства, они опасны и грубо вмешиваются в иммунитет; из чего они состоят, как испытываются и какие осложнения вакцинации существуют. Поэтому родитель должен давать письменное согласие на прививку и после того, как прочитал и понял, что в вакцинах есть мертиолят, чужеродные ДНК, что вакцинация может спровоцировать сахарный диабет, рак, аутоиммунные заболевания, вызвать смерть!
Поэтому я стала доводить до сведения родителей факт существования Закона «Об иммунопрофилактике», дающего право на отказ. Многие родители были удивлены, так как не знали, что вакцинация — дело добровольное. Они мне говорили, что не хотели прививать ребёнка (вообще или какой-то конкретной вакциной) или хотели отложить вакцинацию, но им пригрозили, что без прививок не возьмут в сад, не дадут питание на молочной кухне, и они согласились. Я стала спрашивать родителей, знают ли они о составе вакцин, о способах их производства. Ведь прежде чем дать ребёнку какое-то лекарство, каждый посмотрит на его состав и возможные побочные действия. Оказывается, что никто и никогда не видел аннотации к вакцинам перед прививкой. Обычных аннотаций, в которых чёрным по белому написано, из чего состоят вакцины и официальные осложнения на вакцинацию никто не видел.
Однажды ко мне подошла главный врач частного медицинского центра и спросила, по какому праву я даю эту информацию родителям. Я ответила, что мой долг в первую очередь — соблюдать принцип «не навреди», и родитель должен знать как можно больше, чтобы принять осо­знанное решение прививать или не прививать. Хозяйка этого частного центра тоже «озаботилась» и предупредила меня, что центр работает по программе Минздрава, поэтому я не должна давать родителям эту информацию. Дело в том, что вакцинация — ещё и прибыльный бизнес, дозу вакцины можно оптом купить за сто рублей, а «вколоть» — за тысячу. А какой бизнесмен не любит быстрой прибыли? За мной стали следить, ограничили доступ к документации, мотивируя это «врачебной тайной». Мне стало противно, и я ушла.
В детскую поликлинику я пришла работать неврологом, думая, что теперь не буду связана с вакцинацией так, как была, работая педиатром в саду и в центре. Главного врача сразу предупредила, что я настороженно отношусь к вакцинации и считаю недопустимым вакцинировать детей ослаб­ленных, недоношенных, с явными неврологическими проблемами. Главный врач со мной во многом был согласен, сказал, что всегда был против вакцинации, что знаменитая педиатр Домбровская (его учитель) резко критиковала прививки, но последняя эпидемия дифтерии поколебала его уверенность. Сказал, что меня с радостью возьмёт, но будет перевоспитывать. Начались будни невролога. Неврологи очень осторожно относятся к вакцинации, особенно детей с проблемами нервной системы. Известно, что скрытая или явная патология нервной системы после вакцинации может манифестировать в виде судорожной готовности. То есть вакцинация может провоцировать эпилепсию (описанное осложнение на вакцинацию). Я стала в сложных и сомнительных случаях давать медотводы на месяц-два от вакцинации. Родители спрашивали, а как же быть с педиатром, он настаивает на прививке. Я говорила, что решаете вы, педиатр может только рекомендовать прививку. Говорила, что есть Закон «Об иммунопрофилактике», на основании которого можно оформить отказ от вакцинации, чтобы педиатр «отстал». Зав. поликлиникой предупредила: «Наступите на горло собственной песне».
Однажды на консультации был особенно тяжёлый ребёнок, угрожаемый по ДЦП (на самом деле-то уже с ДЦП, но такой диагноз ему поставят после года), я запретила делать ему вакцинацию, потому что на её фоне ДЦП резко прогрессирует. Меня не послушали. Тогда я сказала главному врачу, что снимаю с себя ответственность за таких пациентов. Ну что, в самом деле, за игры?! В общем, моё перевоспитание не удалось, и меня уволили.
Педиатры в поликлинике на приём тратят по пять–десять минут (чтобы больше заработать по ОМС), поэтому педиатр — это работник конвейера, подумать ему некогда. Основная его функ­ция — вакцинировать детей, так как другие проблемы будут решать узкие специалисты или он сам с помощью калполов, кларитинов, флемоксинов. Перед прививкой осмотр осуществляется «на глазок». После прививки не отслеживается состояние ребёнка, поэтому педиатр не связывает ухудшение здоровья ребёнка с недавно сделанной прививкой. Неврологи находятся не в лучшем положении. Тот, кто задумывается о последствиях вакцинации для конкретного ребёнка, даёт медотвод, но вопрос о вакцинации решает педиатр, с которого «снимают стружку за недохваты» прививками. Поэтому невролог получает на следующем приёме ещё большую проблему в состоянии здоровья ребёнка, но решение о следующей прививке — опять за педиатром. 
Разорвать этот порочный круг могут только родители, которые понимают, что вакцинация — «это сложнейшая иммунобиологическая операция», и не дадут разрешение вакцинировать своего ребёнка, если считают, что надо подождать или что прививки вредны, они отказываются делать их сознательно. У меня есть под наблюдением здоровые непривитые дети, это совсем другие дети...
Надежда Емельянова,
педиатр-невролог.
Г. Москва.
Газета “Правда о прививках”,
№ 4, 2006 год