Среди барнаульских парков и скверов, зелёных уголков и бульваров, а также прочих древесно-кустарниковых насаждений Мизюлинская роща, пожалуй, ничем особым не выделяется. Определить её статус также непросто, как установить дальних родственников у человека без определённого места жительства.

Поэтому не станем заниматься и мы этим совершенно зряшным делом, тем более что у рощи есть защитники в лице Совета ТОС «Солнечный» и двух соседних школ, которые в меру сил и возможностей поддерживают в ней необходимый санитарный минимум, а это, согласитесь, уже поступок и заявка на медаль, ведь нынешняя маргинализация общественного сознания и (пардон, дамы) загаженные окрестности — вещи одного порядка. Символическое наказание за свалки, мусор и прочее привело к тому, что, когда вконец опустившиеся отдельные сограждане покидают стоянки своего отдыха, оставив о себе и своих матерях не самую лучшую память, на это место приходят волонтёры из числа студентов, школьников и общественности, чтобы удалить следы плебейского разгула. Посмотрите на наш Барнаул после выходных этак часов в 5–6 утра, и вы поймёте, о чём речь. Кажется, всем давно известно, что убрать после себя так же элементарно, как нажать кнопку на унитазе, но понять это многие просто не в состоянии...

Такие картинки с натуры можно увидеть где угодно, это уже, к нашему стыду, не принципиально, потому что стало нашей повседневностью, а для многих и нормой. Но коль скоро у нас разговор идёт о конкретном участке территории, Мизюлинской роще, то здесь, именно здесь, а не где-нибудь, происходят события, в которые трудно поверить после всего вышеприведённого.

Вот что бы вы сказали, увидев, как внутри стареющей Мизюлинской рощи подрастает новая рощица, а в ней не какие-то там калинки-рябинки, а самые настоящие дубы, дубочки, хотел я сказать, потому что росточка они пока небольшого, некоторые и в траве-то с трудом оты­щешь, и тем не менее это самые настоящие дубы? Сколько деревьев может вырастить один человек? Вряд ли сегодня в нашем большом городе найдётся тот, на счету которого больше трех–пяти деревьев, и это в лучшем случае. А в Мизюлинской роще стараниями всего одного жителя города посажено более 400 дубов. 400! И это, заметьте, голыми руками, с помощью одной только лопаты. Вы только представьте, что через 15–20 лет здесь поднимется целая дубовая роща! Аналога ни в крае, ни в Сибири нет. В Вятке, сказывают, будто есть что-то подобное, но там дубы никто не сажал, они сами, как говорил Матроскин, выросли.

Зовут этого человека Геннадий Николаевич Долгополов, ему слегка за 50, и он, по его словам, просто делает то, что считает нужным. Разные люди говорят о нём совершенно разное: одни восхищаются его трудолюбием и упорством, других бе­сит его упрямство в достижении цели, а третьи суют палки в колёса. Он же хочет одного — чтобы в Мизю­линской роще росли дубы. Поэтому и зарывает жёлуди в землю, выкашивает траву вокруг, чтобы бурьян дубки не задавил, и не просит помощи ни у кого: «Хоть бы не вредили — и за то спасибо».

Геннадий Николаевич — обычный барнаулец, у него обычная работа, жильцы окрестных домов его хорошо знают. Одна бабушка от всего сердца пожелала ему здоровья, добавив: «Хорошо, что в Барнауле такие люди есть».

Заняться выращиванием дубовой рощи Геннадия Николаевича убедила, скажем так, дама сердца, взяв на себя обязанности по обеспечению его посадочным материалом, то есть желудями, которых у её подруги в избытке. Правда, помимо этого Геннадий Николаевич ещё и сосновую аллею успел посадить.

Летом каждое утро у Геннадия Николаевича начинается с полива саженцев. Рядом ни колонки, ни крана, вот и носит он воду старательно, как водонос, в десятилит­ровой канистре за несколько сот метров из своего дома, благо, что был сделан вывод холодной воды из подвала для нужд благоустройства, так сказать. Однако в этом году жильцы дома, посчитав, что слишком много приходится платить за графу «ОДН», потребовали у управляющей компании этот вывод заварить: роща рощей, а свой карман всё же дороже. Не стал их переубеж­дать Геннадий Николаевич, он и без них дубки вырастит.

И всё же доброе дело рано или поздно приносит свои плоды. Как-то Геннадий Николаевич совсем закрутился и не успел выкосить траву на одном из участков, где росли маленькие дубки. И что вы думаете? Чья-то добрая душа позаботилась о них: не имея косы, кто-то просто руками вырвал траву и сложил её у тропинки, и это добрый знак — ведь ещё три-четыре года назад, глядя, как Геннадий Николаевич ухаживает за дубками, многие в глаза говорили ему, что ничего из этого не выйдет. Вышло!

На самом деле посаженных дубков всё же несколько больше, но мы с ним договорились для ровного счета остановиться на этой цифре — 400. Дубы, как известно, растут крайне медленно, а тут ещё наш отнюдь не адриатический климат, неважно сочетающийся с теплолюбивыми деревами, словом, есть опасеньице, что не все они примутся и пойдут в рост. Однако ж надо обладать терпением и упорством садовода, чтобы всё своё свободное время с ранней весны до поздней осени отдавать крохотным росточкам, появившимся на свет из желудей. Кое-кто может иронично хмыкнуть, мол, лучше бы он викторию выращивал или помидоры, ну или вино­град на крайний случай. И по-своему будет, наверное, прав. Но есть и другое — не было ещё в новейшей истории Барнаула такого случая, чтобы один человек взялся решить задачу, которая и доброму десятку не по плечу. А вот в истории края такой факт уже имел место быть. В самый разгар Великой Отечественной войны, в 1942-м, агроном из Ключевского района Александр Георгиев заложил первые лесополосы в степи, которые потом помогали не только выращивать урожай, но и спасать его. Речь о будущем первом секретаре Алтайского крайкома КПСС Александре Васильевиче Георгиеве...

Жизнь без романтики — жизнь?

Смею утверждать: романтиками не рождаются, ими становятся, хотя соглашусь: зачастую они потом превращаются в заурядных прагматиков, а вот обратный процесс крайне редок, почти исключение из правила. Но с героем нашего повествования всё случилось именно так. Окончив Барнаульский машиностроительный техникум, Геннадий Долгополов по распределению попал на «Трансмаш», где молодому специалисту предложили на выбор должности мастера со 110 рублями зарплаты и технолога, который получал на десять рублей больше. А хороший токарь в соседнем цехе за месяц спокойно зарабатывал 250 рублей. Кем, по-вашему, решил стать Геннадий? Правильно, хорошим токарем, выбрав не то, что хотелось, а то, что надо, деньги тогда были ему нужнее. Сейчас, четверть века спустя, Геннадий Николаевич с улыбкой вспоминает себя тогдашнего, теперь у него другой счёт — денег ему хватает при любом раскладе, даже тогда, когда их у него нет. Такие вот замечательные метаморфозы. И уж, конечно, представить себе романтика, не пишущего стихов, так же трудно, как программиста без компьютера. По большому секрету приведу только одну строфу из сочинений Геннадия Долгополова:

Я любимой, что тронула

                                          сердце моё,

Пробуждая к творенью желанья,

Украшая руками земли уголок,

Посвящаю плоды созиданья.

Кто из мужчин нашего города сможет сказать вот так же о себе и о своей избраннице, если только речь не идёт о двух грядках на даче?

Говорить с ним непросто, хотя речь у Геннадия Николаевича поч­яти безупречна. Спросил, у кого он учился слову, а в ответ:

— У меня рабочая профессия, и мне не до дипломатических изыс­ков. Просто в наше время было принято газеты читать, я и читал.

Непрост, ох, непрост Геннадий Николаевич, но рука у него лёгкая — всё, что ни посадит в землю, приживается. Казалось бы, откуда ему знать, на какую глубину жёлуди в землю зарывать, он же оператором на Барнаульском молочном комбинате на линии работает, а не лесником. Но вот вытаскивает он из кармана куртки десяток блестящих жёлто-коричневых желудей, потом выбирает из них штук пять и укладывает в неглубокую, широкую ямку, присыпает их землёй, затем укрывает листвой и травой и говорит:

— Ну вот, теперь приду сюда уже по весне.

Понятное же дело, что каждый суслик в поле агроном, поэтому не мог не спросить у него, зачем же он в одну лунку столько желудей запихал, хватило бы и одного.

— У меня свой посевной материал закончился, а эти жёлуди я собирал возле «Алтайской правды», на всхожесть они мною не проверены, но по опыту знаю, что хотя бы один да примется.

Планы у Геннадия Николаевича большие. Первое: дожить до времён, когда в Мизюлинской роще дубовая роща поднимется. Это примерно лет 20–30. Второе: чтобы роща хозяина обрела, это примерно ещё лет... А вот на это ни у кого ответа нет. Ничейная роща, она и есть ничейная. И третье, самое заветное: своими глазами увидеть, как в роще молодёжь не водку с пивом хлещет, а приводит её в порядок, как это советовал Маленький принц. Романтик Геннадий Николаевич, романтик, ведь восстановить прерванные исторические и духовные связи поколений ещё труднее, чем рощу вырастить.

Кстати, одно из центральных СМИ подсчитало, что объём работ, выполненных Геннадием Николаевичем (посадка, полив, укос травы и пр.) за эти годы, оценивается в 250 тысяч рублей. Это к тому, можно ли чувство любви к родному городу измерить в рублях. Как видите, можно.

...Как-то прогуливались по Мизю­линской роще Геннадий и его Муза. Показал он ей дубовые посадки, рассказал, где ещё намеревается отвоевать у бурьяна сотки полторы землицы, и услышал в ответ: «Я тобой горжусь».

Михаил Зимогор. Газета «Вечерний Барнаул», 10.10.2013 г.