Я заметила такую вещь: перед тем как заболеть, ребёнок становится трудновыносимым. И часто именно в этот момент у родителя не хватает ресурсов выдержать все выкрутасы чада, оставаясь к нему добрым. Я проверила: если в такие моменты отложить все свои дела, набраться терпения и всей душой повернуться к ребёнку, он не заболевает. Если этого не сделать, выразить свою любовь всё равно придётся — заботой о больном человечке. И не важно, как и чем лечить. Важно, чтобы каждый понимал, что делается всё самое нужное, что заботящийся действительно заботится. В каждой семье есть свои верные рецепты. И многие доктора это понимают: советуют лечиться домашними средствами, кроме своих назначений.

Есть лечение «доброе» — мёд, малиновое варенье, чаи, тепло. А есть «садистское» — все неприятные, но такие эффективные вещи. Свекровь рассказала, что её сыновья всегда хорошо выздоравливали, если их заставить подышать над паром (они это очень не любили). А я долгое время лечила детей исключительно холодными обливаниями — выздоравливали как миленькие. По большому счёту, все «садистское лечение» — это сообщение: «Мне очень важно, чтобы ты выздоровел» или: «Видишь, как я сильно о тебе забочусь».

С тех пор, как я поняла, что всё лечение простуд сводится к тому, чтобы дать больному почувствовать себя любимым, я вообще перестала детей лечить. Даже гомеопатией и травами. Я садилась или ложилась рядом с больным, гладила и говорила, что люблю, что папа его любит, брат/сестра любит, и дальше перечисляла всех родственников, кого только могла вспомнить. Говорила малышу, что он хороший, умный, красивый — всё, что приходило в голову. Давала попить, поесть, обнимала, молилась — так в самые тяжёлые моменты. И болезни проходили без лекарств.

Отдельно скажу, что я долгое время отслеживала собственное чувство вины по поводу детских болезней и страданий. Я перестала искать причины болезней — другие, кроме ощущения детьми себя любимыми. Стала думать, что у детей своя судьба и свои уроки. Я могу делать то, что считаю правильным, могу молиться, но есть вещи, которые от меня всё-таки не зависят. Невозможно быть рядом с больным ребёнком и не суетиться, если чувствуешь себя виноватым за его страдания. И я научилась не обвинять саму себя.

Я на полном серьёзе думаю, что можно жить вообще без простуд. Для этого нужно, чтобы каждый в семье постоянно чувствовал себя любимым. Нужно не просто любить друг друга — нужно уметь выражать любовь так, чтобы любимым это было понятно.

Вот и с бабушкой всё просто. Лечение — это была редкая возможность выразить ей свою любовь к внукам. А она их очень любит. И очень редко видит. Она не может сказать о своей любви, не может просто так что-то ласковое сказать, не может похвалить без повода (чтобы не испортить). Даже просто так обнять-поцеловать не может: нужен повод вроде встречи или прощания, редко другие. Она не может быть внимательной к детям, выслушать не может — ну не умеет, такой уж человек. Остаются подарки. Но этого мало и бабушке, и детям. Вот дети и дали ей возможность выразиться. Они принимали лечение с удовольствием, а бабушка была рада лечить. И я решила, что вред от лечения не так страшен. Гораздо важнее для детей опыт общения с бабушкой и ощущение, что она их любит...

Ольга Валяева. г. Санкт­-Петербург.