Я с самого детства хотел стать космонавтом. Зачитывался книгами про иные миры, бластеры, инопланетян. Хайнлайн, Берроуз, Гамильтон, Гаррисон, Саймак, Нортон, Андерсон были моими наставниками и учителями. Я знал, в каком мире я хочу жить. Знал, как себя вести, если бы однажды ночью перед моим окном на пятом этаже возникло странное сиреневое умирающее существо с тремя глазами на стебельках и дрожащим щупальцем протянуло мне чёрный матовый куб неизвестного металла, прохрипев: «Галактика в опасности... Найди форманцштаульгт... Это единственный шанс...»
Читать о приключениях в жарких пустынях Африки, душных джунглях Амазонии, заснеженных горах Тибета было мне скучно до зевоты. Но если пустыня была марсианской, джунгли венерианские, а горы на Уране, то приключения приобретали зрелищность и градус моего интереса поднимался до небес.
Я учил карту звёздного неба и составлял маршруты, приняв, что один миллиметр на линейке соответствует световому году, что, конечно, оказалось абсолютной неправдой, но в детском атласе составители отчего-то не озаботились указанием масштабов.
В «Звёздных войнах» мне больше нравился не Люк Скайвокер со своей Силой и световой саблей, а Хан Соло, потому что он воплощал мою мечту о вольной жизни. Космический пилот с собственным кораблём, нет границ и обязательств, вся Галактика открыта перед ним.
И пусть в реальности человечество добилось гораздо меньшего, чем напридумывали писатели-фантасты, я всё равно твердо решил полететь в космос. И мой рост в 165 сантиметров играл в этом случае на руку. Со второго класса я занялся плаванием. Правда никаких мест не занял, но мне важнее были не жёлтые медальки, а развитая мускулатура, мышечный тонус, закаливание организма, развитая терморегуляция и повышенная выносливость.
Дальнейшая моя жизнь была спланирована. Ни в коем случае не косить, а самому пойти в армию добровольцем. Служить в военно-воздушных войсках, стать лётчиком военной авиации, к 27 годам налетать не менее 350 часов и совершить 160 прыжков с парашютом. Где-то там же я должен буду успеть жениться.
Это минимум, с которым принимаются заявки на обучение космонавтов.
Но в 18 лет, при неудачном пуске самодельной ракеты на пустыре за домом случилась неприятность. Корпус оказался недостаточно прочным, не выдержал давления и разлетелся мелкой шрапнелью мне в лицо. Ожог второй степени 8% поверхности тела. Поражение органов зрения. Я полностью ослеп. «Неприятность», ха! Это была катастрофа. Путь не то что в космонавтику, а вообще в нормальную жизнь отныне был для меня закрыт. Даже самые большие чёрные очки не скрывали лунную поверхность моего лица, обезображенную кратерами после метеоритной атаки. Надо лбом у меня больше не росли волосы. Но меня это не особо так волновало. Жизнь, столь хорошая и потенциально успешная, так со мной и не случилась. Что мне внешность, если я не собираюсь ею пользоваться? Не быть моему лицу на марках, в рекламных буклетах, на Первом канале. Мне больше вообще не быть в этом мире. Не познакомиться с красивой девушкой, не полюбоваться на красивые картины, не насладиться красивым закатом. Красота ушла из моей жизни. Мне осталось лишь мягкое, круглое, тёплое, сладкое, ароматное, звонкое.
Друзья мои школьные сначала забегали, но не от большой дружбы, а из сострадания. Не было таких слов у окружающих, которые могли бы меня вернуть обратно на дорогу жизни. Тяжелым камнем тянули меня ко дну их оговорки типа:
— Славик, вот посмотри... ой, в смысле — послушай сюда.
Любая их хорошая позитивная новость, будто яркой вспышкой в темноте, обжигала сетчатку и оставляла после себя лишь призрачное фиолетовое пятно и ещё более пронзительную тьму. Всё хорошее, что случалось с ними: туристический поход, совместный выход в кино, идиотская татуировка нашей общей знакомой, компьютерные баталии по сети, мотоцикл от родителей на совершеннолетие, обжимание с классной девахой на праздновании того совершеннолетия — каждое это событие подчёркивало, сколь многого я лишён. Я не мог быть в курсе того, что происходит вокруг, мне нужен был постоянный суфлёр, который бы описывал происходящее.
Теперь план моей... не жизни, моего существования был в следующем — набраться смелости и покончить с собой. Я не допускал мысли, что проведу во тьме ещё лет 40–50. Я не видел у себя будущего во всех смыслах.
Но и этот план мне не дано было осуществить.
Это было, наверное, месяца через три после того, как я перестал жить. Дверь в комнату открылась, и с шуршанием юбки в мою жизнь вплыл новый запах.
Молодой женский голос произнёс:
— Это чайная роза.
— Что? — не понял я.
— Ты, принюхиваясь, пыхтишь как паровоз. Так вот, духи мои этикеткой гласят: «Чайная роза». Зовут меня Света, пригласила меня Наталья Николаевна. А теперь скажи своё имя. Я его, конечно, знаю от твоей мамы, но соблюдём все формальности.
— Э-э-э, Слава.
Она продолжила, едва я успел поставить точку после своего имени:
— Очень приятно познакомиться, Слава. Я буду давать тебе уроки игры на гитаре.
— Чего? Ма-ам! Что происходит?
Я ожидал, что услышу звуки, как мама бежит по коридору, но неожиданно она в следующее мгновение ответила:
— Славик, это Света. Внучка Елены Георгиевны, помнишь мою начальницу по цеху?
— Конечно, не помню. Какая гитара, мам? Мне медведь на ухо наступил, а что он недодавил, то я бензином дожёг.
— Слава! Ты что говоришь такое!
— Мама! Почему меня никто не спросил? А может, ты меня ещё ...
— Я дико извиняюсь, что прерываю вашу семейную ругань, но тут такое дело, Слава. У тебя сейчас полно свободного времени, а мне очень кстати небольшая подработка, давай мы совсем чуть-чуть попробуем позаниматься, и если тебе не понравится, то мы просто перестанем. Желательно, чтобы это было четыре занятия, мне просто необходима определённая сумма.
От такой наглости я просто потерял дар речи. А Света продолжала меня уговаривать, но как-то так странно. У неё выходило так, что она предлагала два часа в день читать мне книжки, рассказывать анекдоты и петь песенки.
— А Наталье Николаевне мы наврём, что ты занимаешься музыкой. Я получу деньги, тебе не придётся реально сбивать пальцы до кровавых мозолей, а твоя мама получит душевное спокойствие, которого ей так сильно не хватает.
— Ма-ам? Ты ещё тут?
— Да, Славик.
— Ой, Наталья Николаевна, а я вас не заметила!
— Я не понял! Что за хрень творится? Кто тут слепой в этой комнате?
Света хихикнула, а мама странно неловко замолчала. Потом смущённо начала:
— Славик...
Света хрюкнула, явно зажимая рот рукой.
На её 16-летие родители купили по случаю дешёвой водки, чтобы отметить день рождения дочери. Налили себе по полной стопке и капнули Свете немного, «чтобы привыкала к взрослой жизни». В бутылке оказался метиловый спирт. Родители умерли на месте, а у Светы лишь произошла необратимая деградация зрительного нерва, вызванная метаболитами метанола.
— Так что я своё уже отпила в этой жизни.
Поразительно. Она одновременно и сирота, и инвалид по зрению, но отчего-то не унывала, а всё время шутила и веселилась. Именно её улыбку я научился «слышать» по началу.
— Ты хоть понимаешь, сколько ты потеряла? Сколько дорог для тебя закрылось? Сколько возможностей махнули тебе ручкой?
— А ты никогда не хотел повеситься оттого, что родился не на территории США и потому тебе никогда не стать их президентом?
— Нет. Чушь какая-то. Зачем мне это президентство?
— Ты не переживаешь о том, что ты не начал с четырёх лет заниматься гимнастикой и теперь тебе уже никогда не достичь высокого уровня растяжки связок?
— Ты говоришь о какой-то фигне!
— Прошу прощения. Жаль, у меня нет знакомого гимнаста, который бы получил травму на тренировке и ему пришлось уйти из большого спорта. Он бы тебе в нос закатал за называние его гимнастики фигнёй. А ещё из-за того, что при рождении твои родители не прокололи тебе перепонную барабанку в ухе, ты не сможешь никогда нырнуть на большую глубину без глубоководного скафандра и достать раковину жемчужницы.
— Какую «барабанку»? Ты имеешь в виду барабанную перепонку?
— На самом деле ты за время своей жизни лишился многих возможностей. И ещё большее количество ты никогда не реализуешь. Например, практически любой человек способен поехать автостопом в Индию, но многие ли реально это делают?
— Да просто им это совершенно неинтересно и не нужно.
— Да. Неинтересно и не нужно. И они никогда в жизни не поедут автостопом. Но если им заявить, что отныне они навсегда потеряли эту возможность, то горю их не будет предела. Человеку приятно осознавать, что он потенциальный гений и герой и если он только возьмётся, то свернёт горы, высушит моря, повернёт вспять реки и получит за это Нобелевскую премию мира.
— Тебя послушать, так все люди шпарят по унылому зацикленному маршруту работа — дом — работа, а единственной отдушиной в их жизни являются иллюзии о том, что однажды они всё это бросят и ...ну, не знаю, выучат каратэ до самого чёрного пояса. Тогда нет смысла в жизни. Я верно понял?
— Абсолютно точно... попал пальцем в небо.
— У тебя по русскому что в школе было?
— В основном огурчики и зелёные кружочки.
— Ты снова бредишь?
— Зелёный кружочек означал отличную работу. Желтый квадратик — удовлетворительную. Красный треугольник — двойку. Маленькая картинка зелёного огурчика означала пятерку с плюсом.
— Так только в первом классе оценки ставят.
— А после первого я перешла на домашнее обучение, так что «в школе» я успела наполучать только огурчиков и кружков. Смысл жизни в том, чтобы не стоять на месте, а каждый день делать хотя бы небольшой шажок вперёд. Ты расстроен, потому что 18 лет набирал знания и учился взаимодействовать с миром, и вдруг оказалось, что теперь всё нужно начинать заново. На самом деле ты удивишься, сколь многообразен и богат мир, если убрать из него визуальное отображение. Ты научишься оценивать расстояние, мысленно строить карту местности, пальцы твои станут более чувствительны, слух твой обострится, и кроме просто звуков ты научишься слышать эмоции людей, их настроение, процессы, протекающие вокруг тебя. На самом деле Вселенная отняла у тебя зрение, чтобы у тебя появился шанс по-настоящему научиться Видеть.
* * *
К тому времени я уже научился немного «слышать» эмоции людей, иногда распознавать их выражение лица. Сложно описать, каким именно органом я пользовался, будто бы ловил информацию всем лицом. Сначала немного тренировался с мамой, но она, увидев, что я точно повторяю все её гримасы, отчего-то начинала плакать. Пришлось тренироваться с Виталей.
— Витал, сейчас ты ухмыляешься правой стороной рта. И...как будто голову наклонил к плечу... И почему-то руку правую поднял... Ты же в курсе, что если ты мне сейчас «фак» показываешь, то ты попадёшь в ад за издевательство над инвалидом?.. И судя по тому, как резко, с шуршанием, ты руку убрал, в аду ты себе только что место забронировал.
— Слав, а ты и вправду меня того? Ну, не видишь совсем?
— Это вопрос провокационный, я на него отвечать отказываюсь.
— Это ты у девахи той научился так отвечать?
— Слушай, Виталь, давай ты не будешь её так называть?
— Всё нормуль дружище. Я всё понял. Твою даму не смею оскорблять более.
— Она не дама... мне. Она просто человек хороший.
— И судя по тому, как с шуршанием покраснели твои уши, ты только что забронировал в аду себе место. За враньё. Соседями будем.
* * *
Гитаре Света меня всё-таки начала обучать. Однажды она принесла инструмент, и устроила мне концерт. Спела три песни подряд.
— Благодарю. Не ожидала, что тебе настолько сильно понравится.
— С чего ты взяла?
— Ты очень громко рот не закрываешь.
— Неправда!
— Ну хорошо. Ты наоборот почти не дышал. Это мне как автору-исполнителю приятно, но для нашего дела совершенно не подходит. Музыка должна не разбиваться о тебя как прибой о скалы, а подобно ветру колыхать тебя как флаг.
— Это то есть как?
— Это то есть потом поймёшь. А пока что возьми инструмент. Вот так. Познакомься, её зовут Лира.
— Ты зовёшь гитару по имени? А почему «Лира»?
— Ну, тебя Славой зовут, её Лирой. Что непонятного. Вот выемкой на колено поставь, одна рука держит за гриф, пока просто возьмись тут, другая нависает над струнами.
— А долго ты училась, прежде чем первую песню сочинила и спела?
— Очень. Два месяца после того, как видеть перестала. Хотя тётя и взяла меня к себе жить, но она не обязана была меня развлекать. Эту гитару Ксюхе купили, сестре моей двоюродной, но она как-то не загорелась музыкой, так Лирочка и висела на стене, грустила, бедняжка. Обнаружила я её случайно, как-то чихнула вслух и показалось мне, будто стон какой-то мне отвечает. Лира на определённых звуках не может себя сдержать и начинает отзываться.
— Да ты, наверное, просто в дырку чихнула, и тебе эхо отозвалось из резонатора.
— Лирочка не слушай Славу, Слава сегодня дурачок.
— Она с предметами разговаривает, а я дурачок. Что не так с этим миром?
— Очень хороший вопрос. Подумай на досуге, а пока что погладь инструмент мягко, ознакомься.
— Знаешь, вот говорят, что гитара похожа на женщину, а я всё думаю, это где же они женщин видели с такой длинной тонкой шеей?
— Ха, долгая пауза, ха. Вот как это ново и смешно. Давай-ка попробуем тебе пальцы поставить.
— А что у тебя сегодня за запах?
— Ага. Заметил.
— Конечно заметил, ещё когда ты вошла. Не чайная роза, не пачули, не сандал.
— Молодец. Запоминаешь. Это сирень. Так вот это самый первый и простой аккорд, зовётся «ля-минор». Проведи по струнам большим пальцем, если звук красивый, значит зажал всё правильно. Сегодня тётя за мной пораньше зайдёт, так что я тебе принесла пособие, аккорды сам доучишь.
В роли пособия выступала детская игрушка-мозаика, в поле со множеством дырочек были воткнуты выпуклые детальки образовывавшие схемы аккордов. Я ощупывал схемы, Света поясняла, как это исполнить на гитаре. Через некоторое время подушечки пальцев начали болеть.
Дверь в комнату открылась. Моя мама ещё не начала говорить, а я уже пожалел, что она открыла рот.
— Светочка. Там...
— Да, Наталья Николаевна, я слышала как тётя в дверь звонила. Сейчас, Славику инструкции выдам и выйду через 5 минут.
Мама прикрыла дверь.
— Ля-до-ре-ми-соль. Запомни. В таком порядке я их на мозаике выложила.
— Как-то маловато.
— Насчёт си-фа мы в следующий раз разберёмся. Ты неоднократно теплыми словами вспомнишь создателей инструмента, и пальцы твои будут нервно подергиваться от слова «баррэ». Но это потом. Пока что заучи эти пять аккордов. Как говорил мужик в видеоуроке: Ты должен уметь их моментально зажимать, не глядя на струны.
— Ха. Долгая пауза.
— Я ушла.
Мама опять заглянула в комнату, спросила не надо ли мне чего, и ушла в церковь. Она стала очень религиозной после несчастного случая со мной. Не знаю, что она там делала. Ставила благодарственные свечки, за то, что я жив остался? Молилась о чуде, чтобы я прозрел? Или подавала прошения на самый верх о том, чтобы меня перестали мучить и поскорее забрали к себе на небо? Нехорошо так про родителей говорить, но всем было бы серьёзно легче, если бы я исчез.
Одно время я сам этого пламенно желал. Однако теперь я начал потихоньку возвращаться к жизни. По квартире я мог передвигаться полностью самостоятельно. Мать с отцом завели привычку вещи хранить в одних и тех же местах, потому я мог заварить себе чай и даже выставить на стол розетку с вареньем. Самостоятельно выудить из шкафа чистые носки. Ещё я стал замечать, что вокруг предметов воздух более плотный. Я мог ходить по квартире и огибать случайно расставленные Виталом табуретки.
В следующий раз Света пришла через три дня.
— Славик, приветик.
— И конец долгой паузы. Ха. Вот насколько смешна твоя шутка про «зажимать, не глядя на струны».
— Лирочка, он тебя не обижал?
— И снова она говорить с неодушевленными предметами. Никаких улучшений. Сестра, удвойте дозу препарата.
— Если ты до сих пор считаешь её неодушевлённой, значит, ты плохо сделал домашнее задание.
— Имей сострадание! У меня на левой руке кровавые мозоли от твоей подружки.
— Звучит двусмысленно. Чем это вы с ней занимались?
— Аккорды разучивали.
— Значит, теперь это так называется?
— А ты ревнуешь? Может, подерётесь из-за парня? Давай накрути этой стерве колки и повыдергивай струны.
Света не ответила.
— Свет, извини, я лишнего пошутил.
Она молчала. Потом встала. Я ловко и точно поймал её за руку.
— Света, прости меня, пожалуйста. Я ляпнул не подумав, и теперь очень жалею об этом. Я к следующей нашей встрече выучу не пять, а двадцать пять аккордов, только не уходи сейчас.
Она молчала, но руку не выдергивала. Тогда я встал и притянул её к себе. Потянулся губами...
И пребольно стукнулся носом об её лоб.
— Ты ещё не очень хорош. Продолжай тренироваться. Учти, я все время буду уворачиваться, потому поцеловать меня ты сможешь лишь, когда будешь владеть собой даже в минуты эмоционального и гормонального шторма.
— Ты меня сейчас как котёнка натыкала.
— Ты не представляешь, какое это удовольствие. Может в будущем поймёшь, когда свои ученики будут.
— Какие ученики.
Она вывернулась из моих объятий.
— Присядь. Я тебе кое-что покажу.
Она взяла гитару в руки и стала наигрывать перебором простенькую мелодию.
— Наталья Николаевна. Мама твоя. Забыла дома кошелёк, а она хотела купить в церковной лавке пару свечек. Через минуту она откроет дверь своим ключом. А чтобы ты понял, что это не просто совпадение, я сделаю так.
Она резко ударила по струнам несколько раз и снова стала играть перебором, то ускоряя темп, то замедляя.
— Вот, Слав, теперь она зайдёт в прихожую, щелкнет выключателем, и лампочка в люстре перегорит.
— Э...
Она прекратила играть.
— Да, ты не знаешь, как реагировать на моё заявление. Потому давай просто подождём 30 секунд.
В замке заскрежетал ключ. Дверь открылась. Раздался «Блыц!», а в следующее мгновение громко ойкнула мама. Она крикнула мне.
— Слава. Когда отец вернётся, скажи ему, чтобы лампочку заменил.
— Хорошо мам.
— У вас всё хорошо?
— Да мам. Спасибо!
— Всё хорошо, Наталья Николаевна!
Дверь хлопнула.
Я по-прежнему не знал, как реагировать. Светино предсказание сбылось, но рассудок судорожно вцепился в ограничивавшие его рамки, и знать не хотел ни капельки из того, что находилось за ними, в огромном океане «Не может быть».
— Слава, а теперь завершающий аккорд. Внимание.
Она исполнила какой-то быстрый и сложный перебор.
— Теперь входная лампочка в полном порядке.
— Э...
— Я так понимаю, сердцем ты уже мне поверил, но ум твой уперся рогами и всеми четырьмя копытами?
— Да.
— Давай тогда скажем ему, что это просто ловкий фокус и отложим на будущее. А сегодня мы разучим новое слово. «Арпеджио». Ну и обещанное «баррэ».
* * *
Мне понадобилось больше двух месяцев, чтобы как следует освоить игру на Лире.
Гитара по имени Лира. Это также странно как кошка по имени Собака. Я стал слышать музыку вокруг себя. В шелесте листьев, в плеске волн о берег нашей речушки. Даже птицы, раньше поющие невпопад, теперь обрели для меня смысл. На самом деле они не пели свою песню, они слышали мелодию мира и лишь выхватывали из неё те небольшие кусочки, что могли осилить. Вселенная гармонична. Даже не так. Вселенная это и есть олицетворение гармонии, а музыка — это лишь небольшие лоскутки скопированные с огромного эпичного полотна.
Однажды Света с помощью Лиры усилила потоки, текущие сквозь мою квартиру и я, можно сказать, их увидел. Хотя вернее будет сказать «представил в голове».
Потом Света начала играть мелодию и я увидел, как яркие нити сплетаются в сложный орнамент над моей кроватью.
— Славик. Сегодня мы с тобой позанимаемся подольше.
Смысл этих слов я понял, лишь когда уснул. Во сне мы со Светой оказались подвешенными в безграничном космосе. Я не знал, как она выглядит в реальной жизни, и тут она была в образе белой фигуры сотканной из света.
Простор не поддавался осмыслению. Отсутствовал верх и низ, казалось, что ты сейчас начнёшь стремительно падать в любую сторону, куда только посмотришь.
Света ухмыльнулась.
— Непривычно, да?
— Это! Это обалдеть, как круто! Я мечтал об этом с детства.
— Я знаю.
— Откуда?
— Потому что я не маленькая глупая 19-летняя девочка.
— А я думал тебе 17.
— Фигушки. Я тебя на два месяца старше. Имею в виду возраст нынешнего биологического тела. Ты ведь не спроста с самого детства так мечтал о космосе. Как не спроста о нём мечтали твои любимые писатели. В мечтах вы летали на много парсеков вглубь галактики. В реальности же человек привязан к Земле. Стоит ему некоторое время прожить в невесомости, как мышцы начинают атрофироваться, а из костей вымывается кальций. Чтобы едва отлететь от планеты используется невероятное количество горючего. Если подумать, то осознаёшь, что мир Земли устроен так, чтобы человек комфортно в нём жил, а все эти полёты на ракетах — суть любопытство помноженное на безрассудство.
— А где мы сейчас находимся? Просто во сне?
— Твоему уму будет легче, если мы именно так всё и объясним.
— А если бы у меня не было ума, что бы ты тогда мне сказала?
— Я бы сказала, что вся планета Земля — это лишь тренажёр для, скажем так, молодых душ. Здесь они учатся, развиваются, растут.
— А потом?
— А потом сдают выпускной экзамен и выходят на более высокий уровень сознания.
— А это как?
— А это так, что тебе не понять. И мне. Как ты муравью объяснишь, что на более высоком уровне сознания существуют американские горки, мороженое и любовь? Так и нам с тобой сложно представить, как выглядит жизнь после Вознесения.
— В чём же смысл? Как набрать побольше очков в этом детсаду?
— Поступай правильно.
— И всё?
— И всё.
— А откуда ты всё это знаешь?
— У меня был учитель.
— Откуда он взялся?
— Тётя наняла, чтобы научил меня игре на Лире. Он преподал мне основы, а потом исчез и тётя не смогла его найти. Телефонный номер оказался несуществующим. Но я его встречала несколько раз во сне. И он мне сказал, что скоро ты примкнёшь к нам.
— К «нам»? Это к кому?
— На Земле не всё так хорошо, как могло бы быть. Силы Хаоса творят зло и разрушение.
— Ты знаешь, я больше по фантастике прибивался. Лучше бы ты меня завлекала борьбой против Тёмного Всегалактического Властелина.
— Если тебе удобнее, можешь звать эти силы так. Факт в том, что у тебя есть свободный выбор. Либо противостоять им, не рассчитывая на благодарность со стороны человечества, не ожидая признания или медали. Либо можешь стать силам Хаоса помощником. Внесёшь свою незначительно-мизерную лепту в приближение победы этих сил, а взамен получишь довольно существенные с точки зрения человека преимущества.
— То есть я могу задаром горбатиться на абстрактно-светлую сторону, и на конечный результат мои потуги почти не окажут влияния, а могу поиметь много прибыли, притом, что злу я какого-то существенного перевеса не дам?
— Ты верно уловил суть.
— А в чём будут плюсы, если я с вами останусь?
— Будет трудно.
— Ты очень плохой агитатор.
— Но у меня получилось.
— С чего ты взяла?
— В тебе много света. Ты хочешь служить правому делу. И ты не допустишь несправедливость в мир. На этом мой экзамен сдан. Я свободна.
— Что ты имеешь ввиду?
— Я вытащила тебя. И теперь ухожу из тела. Лирочку я оставляю тебе. Узор ты запомнил, думаю, через месяц ты сможешь сам сюда прийти. Буду ждать тебя здесь. А теперь, Славик, проснись!
Мама тормошила меня.
— Славик, проснись! Представляешь, Света сегодня ночью умерла!
— Что? Как?
— Во сне ночью сердце остановилось. Бедная девочка. Какая несчастливая судьба.
Я упражнялся на Лире чуть ли не круглыми сутками.
Я стал легко различать разных людей на улице во время прогулки. Через дорогу пока что не рисковал самостоятельно переходить, слишком быстро машины несутся. Я их не успеваю осознать. И в магазине мне требовалась помощь, среди множества товаров звучала какофония и я не мог разобраться что к чему. Однако я легко здоровался за руку. Беру протянутые мне предметы и могу различать примерное время по тому, как солнце светит с неба.
Когда соседи устроили гулянку с громкой музыкой в ночь, я всего парочкой аккордов сжёг им колонки. Они начали горланить песни акапельно. Тогда я связал им прямо посреди квартиры причудливый бантик и в следующую секунду они встревожено закричали, потому что в воздухе разлилась ужасающая вонь тухлого мяса и откуда ни возьмись закружились мириады мух. Пьяная компания в ужасе убежала на улицу, а я починил сгоревшие колонки обратно, распустил бантик, и в извинение развесил по углам комнаты узорчики, от которых в квартире следующие полгода должно было пахнуть свежей сиренью.
С Лирой я очень породнился. С ней мне было легко, но и с другой гитарой я бы смог творить этакие «чудеса». Дело не в конкретном инструменте. Музыка не в самих струнах. А чудеса не в конкретной мелодии.
Я смог вылечить маме начинающуюся простуду. Я смог подружить двух алкашей, которые под моим балконом принялись выяснять, чей взгляд на внешнюю политику Буркина-Фасо вернее. У меня получилось знакомой маминой тётке убрать с загривка странный тёмный узел, навязанный кем-то посторонним, и у неё прошли боли в шее, что мучили последние два года. А вот узор над кроватью у меня долгое время не получался. Буквально в паре мест плетение было слишком тонким и изящным.
Но когда я всё-таки смог его сыграть, то радости моей не было предела.
Этой же ночью я увидел Свету. То есть её светлый силуэт.
— Что так долго? Четыре месяца тянул. У меня столько всего есть тебе рассказать! Целой ночью не отделаешься.
— Я очень по тебе скучал. А это тебе подарок.
— Что ты за узор мне протягиваешь? О! Чайная роза? Как в нашу первую встречу. А я и не догадывалась, что тут можно запахи создавать. Возможно ты не совсем бездарность. Я за тобой следила. У тебя уже есть некоторые навыки, но ты всё ещё новичок, а потому готовься внимать. Тема нашего сегодняшнего практического занятия — межзвездные перелёты.
Максим Александров.
vetaforever@inbox.ru | 
