Идею Родовых поместий часто сравнивают со столыпинской аграрной реформой. Насколько правомерно такое сравнение? Давайте разбираться.
Начнём со Столыпина. Его идеи, как принято говорить, давали простор новым экономическим отношениям на селе. В центр внимания преобразований ставился крепкий хозяин собственник. Он выступал альтернативой косной общине, гасящей любую инициативу.
Общеизвестно, что Столыпин был противником общины, хотя в правительственных кабинетах ходили по рукам несколько вариантов реформы, в том числе и такие, которые предусматривали сохранение общины. Ведь её правительство рассматривало как опору существовавшему в том время государственному строю. Она помогала не только собирать налоги и подати, но и перекладывала их бремя с малоимущих на сравнительно зажиточные семьи. Именно в силу этих своих особенностей община рассматривалась как тормоз частной инициативы и символ уравниловки.
Безспорно одно — Столыпин ставил задачу возрождения земли, а для её решения необходим был свободный труд, приложенный к земле крестьянином не по команде помещика или государства в лице правящего класса, а самостоятельно, по собственному почину.
Не буду углубляться в общие вопросы и практику отмены крепостного права в России, но в копилку именно столыпинских преобразований можно с полным основанием отнести:
— слом старых сословных перегородок и создание условий для представительства крестьян-землевладельцев в органах государственной власти, расширение их гражданских прав, свобод, ответственности, вовлечение в процессы государственного управления;
— освоение новых земель за счёт расселения центра и переселения крестьян в Сибирь;
— высвобождение пролетариев в города для насыщения дешёвой рабочей силой нарождающейся промышленности;
— подъём крестьянской инициативы и предприимчивости.
Правда, давались эти мероприятия ценой активного выделения из общины наиболее крепких хозяев, которые успевали захватить лучшие земли и обрекали малоимущие семьи на ещё большее нищенство. К чести правительства Столыпина, можно лишь добавить, что в кулуарах кабинета разрабатывался проект проведения обследования всех крестьянских хозяйств, определения средних показателей обеспеченности и подготовки мероприятий поддержки малоимущих. В пакете реформенных документов есть и решение о поддержке семей, страдающих от расточительности и пьянства домохозяина. Но в целом не малоимущие слои являлись центром реформы. Ставка делалась на здоровых и сильных. Пьяные и больные оставались у обочины реформ с минимальной заботой государства.
Я не хочу оправдывать общинную уравниловку, но, суммируя все столыпинские начинания, можно говорить о целенаправленной идее высвобождения частной инициативы вопреки некой целостности. Инициатива сильных направлялась на поддержку пошатнувшегося государственного строя — потеснив старые помещичьи сословия, реформатор выделял на правящем Олимпе «кусочек сидячего места» для производителей прибавочного продукта, которым жила страна и, прежде всего, правящий класс. Это понятно. Забитый крепостной труженик перестал проявлять какую бы то ни было инициативу. Страна не просто слабела. Она уступала лидирующие позиции в мире, на которые амбициозно претендовало высшее руководство. Глоток свежего воздуха пахарю был крайне необходим. Иначе пошло бы прямое вырождение земли. Ведь из помещиков землевладельцы были, как правило, ничтожные.
Понятно и другое. Всю страну на частном интересе враз не поднимешь. При жутком социальном расслоении населения иждивенцы составляли большую его часть. Но никто и не собирался возвышать их до крепких хозяев. Выравнивания уровня жизни для всех ни сразу, ни потом не предусматривалось. Реформы и задумывались, и работали как рычаг-модель, не предназначенный для установления равновесия, но удобный для перераспределения, говоря современным языком, сфер влияния. Причём всего лишь передела этих сфер — при сохранении в обществе принципиального неравенства.
Отсюда слом старых сословных перегородок, предоставление гражданских прав и свобод крестьянству, введение общего для всех суда и контроля за деятельностью высших лиц государства выглядят в реформах относительными полумерами. Возможно, в те времена они воспринимались как новаторство. Но в целом Столыпин, будучи «продуктом» определённой эпохи, дворянского жизненного уклада с его системой державных, сугубо классовых ценностей, не шёл дальше умиротворения революции и подъёма сельскохозяйственного производства. Его замыслы в силу особенностей исторического этапа развития России не могли предполагать создание государства равных возможностей или идеи провозглашения человека целью общественного развития.
Так что столыпинские идеи, на мой взгляд, двояки. С одной стороны, они тесно связаны с возрождением земли. С другой, нацелены на укрепление монархии, православия и мирового лидерства российской державы.
Кроме того, считая собственность врождённым качеством, присущим человеку, Столыпин, думаю, рассматривал её как неотъемлемую часть товарно-денежных отношений. А сам институт собственности возводил к естественному праву силы, на котором создавалось не только наше государство. И при этом Столыпин фактически утверждал, что такие особенности российской государственности, как монархия и самодержавие, являются исконно русскими чертами, избранными, поддержанными самим народом и исторически, веками выверенными.
В общем, именно эта столыпинская ставка на создание крепких хуторских хозяйств имела за собой образ серьёзного товарного производства с целью извлечения прибыли, массированного экспорта, завоевания лидирующих позиций в мире, в том числе на рынке продовольствия, расчистка дороги научно-техническому прогрессу, массовому применения машин, химических удобрений, т. е. взнуздыванию земли — для всё тех же амбициозных планов государства лидировать в мире. Собственно, именно этот образ нарождающегося мирового лидера так напугал французского экономиста Эдмона Тэри, который посчитал при этом, что при фактических темпах роста хозяйства и экономики в 1914 году Россия к середине нового века по численности населения превзойдёт все вместе взятые европейские страны.
Поэтому меня не оставляют сомнения в том, что в целом идеи Столыпина мало пересекаются с идеями Родовых поместий.
Давайте рассуждать. Идея Родовых поместий в центр внимания ставит, во-первых, гармоничный принцип самого мироздания; во-вторых, гармоничную семью, создаваемую в любви и согласии (в отличие от варианта патриархальной семьи в виде пирамиды с главенством мужа, за которую ратовал Столыпин, обращаясь к депутатам и говоря примерно так: не отдавайте Россию на откуп жёнам); в-третьих, создание родовых поселений, как и самого государства — в виде союза свободных семей. В таком союзе вместе, непротиворечиво и, опять же, в согласии соединены и частная инициатива, и общественный интерес, объединены все энергии на равных.
По-моему, это значит, что целенаправленно высвобождать чей-то личный интерес, выводя его за пределы сообщества, в котором живёшь, вряд ли целесообразно. Любая частная инициатива выверяется той общественной пользой, которую она может принести людям. Работая на себя, нет смысла в общении с другими. Это путь изоляции. При таком гипертрофированном эгоизме объединяться трудно. Неспроста реформы Столыпина объяснялись современниками как мера, направленная на расселение крестьян подальше друг от друга с целью предотвращения очередной революции.
Но это значит также, что община не обязательно должна рассматриваться как ретроградное явление, не обязательно должна сковывать предприимчивость способных и талантливых людей. Другое дело, что в такие условие община была поставлена в определённый исторический период, преимущественной целью которого было для неё физическое выживание.
Этот вопрос — соотношения частной инициативы и общественного интереса — часто возникает сегодня, когда организуются родовые поселения. Подавляя частную инициативу, некоторые коллективы образуют некоммерческие партнёрства с целью владения землёй всем вместе, не предоставляя каждому владельцу Родового поместья права самостоятельного распоряжения своим наделом, не выдавая ему свидетельства на землю. Думаю, что при таком раскладе вещей гармоничных взаимоотношений внутри поселения не получится. Тотальный контроль коллектива сверху способен подавить вдохновение и предприимчивость.
Вопрос не был бы столь актуален, если бы не возрождение идей Столыпина сегодня как ориентира на нашем пути возрождения России. Часто можно слышать расхожую фразу о том, что современные параллели с требованиями столыпинских реформ слишком очевидны. А в чём они заключаются? Лишь в том, что нам срочно нужно возрождать российскую землю. Но как это делать?
Только ли на основе идеи частной собственности? Ведь мы выступаем за право пожизненного владения землёй. А оно предполагает выведение родовой земли из оборота, из-под налогообложения.
Сегодня вслед за частной собственностью встают не только вопросы товарно-денежных отношений, но и образы индивидуального успеха и потребительского эгоизма. Общая, коллективная собственность зачастую бывает и принижена. Но полностью отказываться от неё тоже, наверное, не имеет смысла.
Вопрос в гармоничного сочетания полярных позиций — частной и общей — встаёт не только при решении проблемы собственности. Это и вопрос принятия решений на наших собраниях, вопрос интересов развития личности и интересов государства. При их решении вряд ли можно говорить о «перетягивании каната» на ту или другую сторону. Важным представляется понимание пределов равновесия, меры гармонии. А гармония — результат общего согласия, а не подчинения.
Поэтому давайте ответим на вопрос: только ли на основе возрождения общины в её варианте, традиционном для XVIII–XIX веков, нам нужно организовывать наши родовые поселения? К тому же, опыт уравниловки в распределении сил и созданных продуктов мы уже имели в советское время. Равенства всё равно не получилось.
Альтернативы согласию в нашем движении всё равно нет. Оно заложено как принцип самого мироздания. Применением силового рычага в этом вопросе мы только в очередной раз разочаруем людей.
Да и ситуация в нашем государстве, в том числе на селе принципиально отличается от времён столыпинских преобразований. Крестьянский образ жизни оказался подорван. Восстанавливается он только живой инициативой «на радость всем». Кстати, такая идея всеобщего блага достойна стать моделью для родного людям государства.
Столыпин тоже призывал к «общему делу». Но образ будущей России и путь к нему, на мой взгляд, всё-таки видел сквозь призму своих родовых ценностей — патриархальной семьи, православной монархии и самодержавия.
Марина Лямина. Поселение Росинка, Ярославская область.
oi62oi@yandex.ru | 
