9 января 2007 года. В моё приоткрытое окно под крышей вместе со свежим морозным воздухом проник солнечный луч. Не открывая глаз, я вдохнула это заоконное утро и тут же почувствовала, как его бодрящая свежесть перемешивается с убаюкивающими запахами и теплом нашего нового домашнего пространства, где и дерево стен, и пучки развешенных мною сухих трав, вон Данькин подсолнух, который он мне подарил в конце лета, а я его засушила и теперь вот с утра на него смотрю, он так хорошо глядится рядом с веточками красной рябины... И ещё один, очень благоприятно на душу действующий с зимнего утра пораньше запах — горящие дрова в печке, уже Сашкой затопленной...

Я вылезла из-под тёплых одеял, посмотрела в окно, выходящее прямо на восток — внизу всё белым-бело, всё в снегу... Только ледяное пятно замёрзшего нашего пруда сверкает на солнце. На этом пруду катается Данька в кроссовках (уверяет меня, что кроссовки просто созданы для катания на льду!). Судя по тому, как ловко он катается, он прав. Рядом с ним сходит с ума от счастья его верный, маленький пока ещё, друг, который однако за эти несколько месяцев вырастает прямо на глазах и с каждым днём всё решительнее обещает стать красивой крупной овчаркой.Прошлой весной 2006 года мы начали свою новую жизнь здесь, на нашей родовой земле, на нашем заветном гектаре, а уже в начале лета эта крепенькая, со смышлёнными глазами и толстыми лапами «твалинка», как сказал бы Валерка, умиленно-нежно прижатая счастливым Данькой к груди, появилась в нашем доме, вернее сказать, в нашем пространстве, привычное слово «дом» уже мало для выражения полноты всего нашего нового пространства, в котором и дом, и деревья уже есть даже, потому что с севера и запада нас окружает живой лес и он немного шагнул в наше пространство, подарив нам и деревья, и кусты, и разнотравье своё, даже землянику! А самый свой заветный подарок-сокровище он упрятал так, что мы не сразу его и заметили, а заметив, возликовали — у нас, оказывается, есть свой родник! Живое сердце, наполняющее радостной силой наше пространство...

На востоке и юге растут посаженные нами самими молодые саженцы кустов и деревьев — наш забор, над которым трудились старательно весной и летом. Ещё рыли пруд, ещё готовили дом к зиме. На земле посадили только несколько грядок с овощами и травами, ну, конечно, цветочки... И подсолнухи Данька посадил. А я посадила череду, мелису, затр и нашу с Сашкой траву из израильского леса, она выросла маленькая, не такая высокая, как под Иерусалимом, но пахучая! И пчёлки вились вокруг её белых цветочков... Своих пчёл у нас пока ещё нет, и гектар наш зимой почти весь пустой и белый, снеговички, Данькой поставленные, так смешно «перекликаются» между собой и его оживляют... Вон они с дружком вокруг одного катаются, Данька его сообразил прямо на пруду поставить, свою шапку на него нацепил...

Над соседней крышей Анькиного с её мужем дома из трубы вьётся дымок, лёгкий, белый, улетающий в небо. Представляю, как они сейчас сидят вдвоём, пьют чай из самовара с красной сухой рябинкой, Анька румяная...

Я тоже хочу к самовару, к печке, к Сашке!

Я спустилась по лестнице из спальни под крышей вниз к нашему «Домашнему очагу», как мы любовно называем наш уголок для чаепития около печки. Тут у нас стоит деревянный стол с самоваром в короне и лавки вдоль стен. А самое главное, тут у нас есть окошко, которое смотрит на восток — и видны берёзки и ели на севере, и виден наш живой забор, все деревья запорошены снегом... Красный снегирь сидит на белой оцепенелой под снегом ветке... Интересно, видит ли его Данька? Я подхожу к другому окошку, которое смотрит на юг, собственно почти на весь наш гектар, и вижу, что Данька с дружком идут в дом.... Сейчас буду заваривать чаи свои... Чугунок с репой, которую я вчера вечером тушила, должен быть ещё тёплым, всю ночь закутанный он стоял на тёплой печке у меня. Мы тут репу распробовали! Утром мы любим есть её с мёдом. Семена дала прошлой весной соседка Галина, сказала, что это семена настоящей репы! Мы посадили их, такая замечательная репа выросла! Объеденье, а не репа!

Газовой плитой я пользуюсь, когда у меня нет времени, но времени у меня почти всегда вдоволь — для того, чтобы накормить, для того, чтобы проводить, для того, чтобы встретить любимых моих...

Мы пьём чай с Данькой неторопливо, до школы у него тоже всегда есть время и погулять с дружком своим, и позаниматься любимыми своими боевыми искусствами, и попить со мной чай, и побыть одному — школа не забирает его к себе с утра пораньше, она вообще не стремится его «забрать», присвоить, отделить от семьи, от самого себя, от любимых занятий, как это делает осознанно и не очень осознанно обычная школа. А с другой стороны, у меня создаётся всё более устойчивое ощущение, что школа в Данькиной жизни — это сама Данькина сегодняшняя жизнь, вся, как есть целиком, она не кончается, например, когда он возвращается домой. Тем более, что школа, как и все в нашем селении, находится в процессе своего начального созидания, летом Данька вместе с другими ребятишками её строил... Одновременно и своё пространство под крышей с западной стороны создавал уже вполне осмысленно и самостоятельно, даже нам толковые советы давал. Пруд рыли под его чутким руководством, забор сажали тоже...

Учительствуют в этой школе ученики академика Михаила Петровича Щетинина, они, конечно же, и живут в нашем селении. Я люблю, когда Данька мне рассказывает о них.

— Ну что там Анастасия? — спрашиваю я про его любимую учительницу.

— Знаешь, что она меня спросила? — спрашивает Данька, а глаза у него светятся.

— Что?

— Кем я себя ощущаю, когда моя мысль обо мне самом высока, самая высокая?

— Ты ответил?

Он молчит задумчиво...

А я смотрю на него и тоже думаю про себя:

«Ненагляда! Радость моя благодатная! Для меня ты — Сын Райской птицы в Саду Отца своего»...

— Вспомнил твою книжку, мамочка... — смотрит на меня тоже с нежностью Данька. — Помнишь, ты написала про меня — сын райской птицы в саду отца своего?

— Помню... — говорю я и смотрю за окно на заснеженные наши деревья. А снегирёк улетел. — Тут снегирь красный у нас летал...

— Я его видел, — говорит Данька, — с красной грудкой... Ещё хотел у тебя спросить — снегирь это? Значит, сегодня я в первый раз увидел снегиря... — И смеётся. — А он — меня!

Потом я провожаю Даньку и его дружка в школу. («Мы вместе учимся — он будет потом всех приходящих к нам животных обучать, как служить человеку!» — ласково говорит Данька, поглаживая своего щенка).

Проводив их, я иду к Сашке на его западную половину дома на первом этаже — в его студию и мастерскую.

Сегодня он не стал дожидаться меня пить чай в нашем Очаге, значит, торопится что-то завершить.

У Сашки светло. В южном окне виден немного лес и чистое заснеженное поле нашего гектара, а в западном — не немножно, а очень даже хорошо виден прекрасный зимний лес...

— Ёжик... — говорит Сашка. — Здравствуй, Ёжичек!

Я смотрю на экран его компьютера — на экране картина. Я уже несколько дней на неё смотрю. Называется она «Яблоко».

В саду под яблоней стоят и влюблённо смотрят друг на друга мужчина и женщина. Женщина протягивает своему любимому на раскрытой ладони яблоко. Яблоко из Родового их Сада. Нет на этой картине лукавого Змия-искусителя. Есть Радость Познания. Нет изгнания, есть Возвращение в покинутый Божественный Сад. Нет Бога карающего, есть Отец, принимающий с любовью блудных детей своих...

Сашка готовит плакаты и каталоги к выставке картин художников, чьё творчество посвящено темам Возрождения Земли. Среди этих картин и его «Портреты нашей любви». Две картины, которые перекликаются между собой. На одной мальчик и девочка одни в большом пустом фойе института, и белый зимний свет из окон... Девочка держит на раскрытой ладони яблоко... На другой в саду под яблоней стоят и влюблённо смотрят друг на друга мужчина и женщина...

В феврале выставка картин откроется у нас в селении. В марте будет проходить в Москве. Одновременно с этой выставкой картин должна состояться презентация нескольких родовых книг. Среди них моя. В планах поехать с картинами в Израиль.

— Хочешь посмотреть, какая обложка получилась? — спрашивает Сашка, он заканчивает работу над изданием родовой книги Вики. Я тоже здесь ему и Вике помогаю. Вычитываю текст, редактирую, набираю.

— Конечно!

Он меняет изображение на экране. И это новое изображение тоже радует глаз и душу.

— А! — смеюсь я радостно. — Вы всё-таки с Викой взяли эту мою любимую фотографию! Замечательная обложка!

— Скоро поедем с Игорем, поглядим на эту новую агротехнику, ну и заодно в типографию заскочить надо и в павильон.

Игорь — предприниматель, тоже живёт в селении, у них с Сашкой много общих дел...

...Я стою за калиткой, смотрю вслед Сашке — он пошагал на окраину селения к гаражам у дороги, там его ждёт Игорь, а потом возвращаюсь в наше пространство, но не иду домой, я иду гулять по заснеженному гектару нашему! «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои!» — шутит в таких случаях Сашка. Их с Данькой умиляют эти мои неторопливые важные гуляния вдоль забора, вдоль деревьев заснеженных...

А я, между прочим, не просто так гуляю, я место для родового дерева нашего все хожу-приглядываю! Весна, можно сказать, не за горами, а мы всё ещё никак не решим, где его посадим... Идеи, конечно, есть, а общего окончательного решения, так, чтобы все согласились, нету.

Чистый, нападавший за ночь снег поскрипывает под моими шагами. Так хорошо думается под этот скрип, под этой безкрайней синевой, на этом морозном бодрящем воздухе. Вдруг я улыбаюсь — озорная, какая-то совершенно детская мысль неожиданно пришла мне на ум: «А где по весне проталинка с первым подснежником в снегу проглянет — там и будет расти Дерево Звёзд наше!»

Я представляю этот подснежник в проталинке, и новое удивительное чувство расцветает в сердце моём — счастливая вера...

Клавдия Ганелина