19 лет назад он решил вернуться на родную землю. Без сожаления сменил уют городской квартиры на одинокую жизнь в заброшенной уже более десятка лет деревне, что затерялась среди лесов и полей в нескольких километрах от Степановщины.

Фёдор Афанасьевич встретил меня в Степановщине. Встретил с верной своей спутницей, чёрной, как смоль, кобылой, запряжённой в небольшие самодельные сани. В них и предстояло нам преодолеть по еле заметному среди снежной равнины санному следу оставшиеся пять километров до той самой, давно уже не значащейся на карте района деревеньки Шмелёвщина.

ЧЕРНУШКА

Лошадка, дорогу знавшая не хуже хозяина, не спеша удалялась от Степановщины. Изредка она оглядывалась, а иногда и вовсе останавливалась, словно для того, чтобы послушать, о чём это хозяин ведёт разговор с усевшейся в сани незнакомкой. Но негромкий окрик каждый раз заставлял её вновь трогаться с места.

— Чернушкой её кличу, — в очередной раз понужая лошадь, как бы знакомит нас Фёдор Афанасьевич. — С норовом она у меня, чужих к себе не подпускает, осторожничает, местные побаиваются её. Между прочим, она ведь тоже коренная, шмелёвская. Мать её рыжей масти была. Купил я лошадь, когда дом задумал строить. Но очень уж непослушная кобыла была, плохо объезженная. О том, что жеребая, даже и не знал. Поэтому появление малышки стало неожиданной радостью. Через полгода строптивую мать продал, а Чернушка вот уже 16 лет мне и друг, и помощник.

Услышав своё имя, лошадь вновь остановилась у опушки леса. Замолкли и мы. Кругом стояла такая тишина и красота, что невольно залюбуешься. Припорошенные искрящимся на солнце снегом деревья обрамляли со всех сторон поле, на которое мы выехали из перелеска.

— Сколько раньше деревень в округе стояло! Вон там, у тех высоких деревьев, Оксеновы стояли, а в той стороне, за лесом, Казань. В тамошней школе учились грамоте мои родители, да и я начальные классы закончил. Где-то там были Цветы, Дергуны, а за тем леском — Рыловы, здесь — Кривошеины, а может, Кривошеичи, не вспомню уже.

Окунувшись в историю милого сердцу края, Фёдор Афанасьевич вспомнил немало интересных историй, связанных с жизнью и бытом некогда живших здесь людей, которые, по его мнению, в отличие от нынешнего поколения, поколения потребителей, были созидателями на родной земле.

— Каждый клочок земли вспахан был, каждая ложбинка — выкошена. А сейчас, посмотрите, чернобыльник из-под снега торчит. Два последних года это поле уже не пахалось. Ненужной оказалась земля. Не ценят люди ни то, что природа даёт, ни то, что земля родит. В города все стремятся, жизнь лёгкую ищут, удобства.

ЗИГЗАГ СУДЬБЫ

— Но ведь вы тоже когда-то в город отсюда подались, — осторожно говорю я.

— Да, сделала судьба такой зигзаг почти в четверть века. Вообще-то я с детства ни о чём другом и не мечтал, кроме как работать на родной земле. До армии сельхозтехникум закончил, получил сразу несколько очень нужных на селе профессий. За годы службы в этом стремлении ещё больше утвердился и решил продолжить образование в сельхозинституте. Учась в Кирове, зашёл как-то по делам к старому знакомому в редакцию «Комсомольского племени». Там-то и встретил свою Нину, тогда ещё совсем молоденькую журналистку. Через несколько месяцев расписались, родился первенец. О деревенской жизни пришлось забыть. Постепенно забросил и учёбу. Работать устроился на «Почвомаш», в специализированное конструкторское бюро — занимались разработкой машин для лесовозобновления. Думал, вот она, настоящая работа. Что может быть благороднее и лучше восстановления лесов! Вновь вспомнил про учёбу, поступил в политех. Две лесопосадочные машины были разработаны под моим руководством. За одну из них в начале 70-х даже серебряную медаль ВДНХ получил и премию 700 рублей. Но до серийного производства машины так и не дошли. Наша работа оказалась не нужной ни заводу, ни стране.

МОЙ ДОМ — МОЯ КРЕПОСТЬ

Между тем Чернушка, петляя между деревьями по узкой, расчищенной когда-то хозяином дороге, вновь вывезла нас на поле.

— А вот и Шмели, вот мой дом, моё поместье, — счастливо улыбаясь, сообщил Фёдор Афанасьевич.

Один-одинёшенек, словно сторож, стоит посредине большого холма его ещё не достроенный дом. Глядит на окружающую природную красоту единственным пока окном. Кроме нескольких уцелевших деревьев, посаженных когда-то около деревенских домов, да обвалившихся колодцев ничто уже не напоминает о бывшей деревне.

— Вот там, помню, стояли коровник, телятник, свинарник, дальше располагался конный двор. А здесь был колхозный сад, за которым до войны ухаживал мой отец, — вспоминал Фёдор Афанасьевич, пока мы медленно поднимались к его усадьбе.

Ещё минута, и входим в дом, где тепло и пахнет деревом. Кроме небольшого кухонного стола, пары-тройки полок для посуды и съестных припасов, двух стульев да нескольких самодельных стеллажей, заполненных книгами и журналами, в доме почти ничего нет.

— Быт считаю делом второстепенным, — поясняет Фёдор Афанасьевич. — Для меня главнее душевная гармония.

Впрочем, как выяснилось потом, основные блага цивилизации — электричество и вода — в доме всё-таки есть.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Оно домой было долгим и сложным. Наверное, и сам того не осознавая, он начал этот непростой и тернистый путь домой тогда, когда уволился с «Почвомаша». Работать пошёл в сельское хозяйство, и, можно сказать, вся его дальнейшая трудовая деятельность была связана с зерносушильным хозяйством. Сначала был учхоз сельхозинститута, потом пригородный колхоз. И опять мой герой был уверен, что вот, наконец, настоящее дело: хлеб — всему голова. Вновь появилось желание получать новые знания, и в 42 года он снова заочно поступил в сельхозинститут, который на этот раз успешно закончил. А где-то в глубине души давно зрела мысль вернуться туда, где родился и вырос. И в 1990 году Фёдор Афанасьевич такое решение принял. В сельсовете получил разрешение на владение 50 сотками земли с правом постройки в Шмелях дома. Добился выделения леса на его строительство. Решил вопрос с электричеством. Восстановил один из заброшенных колодцев. Родные помогли заготовить бревна для дома, сам срубил сруб. Поставить его на мох помогли сыновья. Печь тоже сконструировал и сложил сам.

Но не только в роли просителя приехал он сюда. Нашлась для него и работа в колхозе «Труженик». Сушил в страду зерно. Преподавал в сельской школе уроки труда.

Теперь его главная цель — доделать дом, который, судя по бумажному макету, представленному мне, должен быть похож на египетскую пирамиду, и обустроить своё Родовое поместье размером в один гектар. Федор Афанасьевич уверен, что будущее именно за Родовыми поместьями, чем наверняка приводит в недоумение многих. Но он не обижается на тех, кто считает его чудаком, а просто искренне верит, что придёт время, и обязательно нач-нётся обратное движение. Поедут люди в деревни, ближе к земле, к природе. Не покидает его надежда и на то, что вновь будут занесены на карту района и его родные Шмели.

«ДАВАЙТЕ БУДЕМ МЕЧТАТЬ»

— Где же силы черпаете, чтобы осуществить всё, о чём мечтаете?

Фёдор Афанасьевич хитро улыбается; оказывается, и здесь у него своя теория, своя истина.

— Я ещё в армии радикулит подхватил и потом простудными часто болел. Каждый год не по разу на больничный уходил. Но как-то в году 70-м, будучи в столице, купил книжку о пользе бега. Заинтересовался, начал ежедневно бегать, зимой лыжами увлёкся, потом спортивным ориентированием, туризмом. Болезни отступили, появилась вера в свои силы.

Очередным испытанием воли, здоровья, веры в себя стало голодание. Прочитав книгу профессора Николаева «Голодание ради здоровья», Фёдор Афанасьевич на первый раз продержался без пищи 10 дней. Второй раз — уже 17. Возможно, именно тогда он окончательно убедился, что человеческие возможности гораздо шире, чем мы их себе представляем, что наше здоровье — в наших руках.

Когда же при строительстве дома вновь дал о себе знать радикулит, Фёдор Афанасьевич решил применить метод оздоровления Порфирия Иванова — ежедневно стал обливаться холодной водой. Болезнь отступила, а он по-прежнему регулярно принимает холодный душ и чувствует себя прекрасно.

Придаёт здоровья и натуральное питание. Из покупных продуктов в основном только крупы, соль, сахар да подсолнечное масло. Всё остальное — от матушки-природы.

— Ну хорошо, летом забот и хлопот хватает, а как же зимой? Одиноко, тоскливо, наверное? — не унимаюсь я, пытаясь услышать хоть что-то о проблемах такого бытия.

— Не надо о трудностях, давайте лучше мечтать, — прерывает меня Фёдор Афанасьевич. — Мне здесь хорошо, я здесь дома! Выйду на улицу — красота, тишина, покой. Душа замирает! Нисколько не жалею, что вернулся сюда!

Как выяснилось, скучать шмелёвскому Робинзону тоже некогда. То на встречу ветеранов спешит в Степановщину, то в Орлов на какое-нибудь мероприятие, а то в Киров на конференцию единомышленников. И всё ему интересно, каждая встреча, каждое знакомство для него — большая радость. И главное, он всегда идёт к людям только с добрыми намерениями и с открытой душой.

Надежда МАШКАНЦЕВА. «Орловская газета» (Кировская обл.), №16, 10.02.2009 г.