Где-то в начале июня мне пришлось пасти коров на опушке рощ, на одном вырубленном участке — там заготавливали таркалы для виноградников, а заодно и готовили участок под плантаж, чтобы распахать и разбить землю под будущий виноградник. Трава здесь росла высокой и сочной. Много было и молодых побегов, которые тянулись от самых корней срубленных деревьев. Много и старых пней, оставшихся от уже давно вырубленных больших тополей, тутовых деревьев, карагача и верб.
Невдалеке проходила так называемая «поильная канава», то есть ороситель. Канава была довольно широкой, и глубина её достигала полутора метров. Вода в ней была, как и в реке Куме, немного мутноватая. По оросителю часто плыли яблоки.
Упавшие, в том числе и от ветра, яблоки падали в воду и начинали свой путь по течению. Цепляясь за камыш, лежавший на воде, они местами собирались в большом количестве. Нужно было просто найти такое место и собрать яблоки, они годились в пищу.
По берегам также было много сухого бурьяна: прошлогодняя лебеда с сидящими на её сухих побегах белыми улитками, которых было так много, что казалось, будто их специально понавешали на эти прутья. А над старыми пнями кружили огромные жёлто-рябые шмели. Они то залезили в отверстия, которые были в этих трухлявых пнях, то куда-то улетали и снова возвращались к своим норкам.
Я стоял и наблюдал за их жизнью. Вдруг один шмель подлетел так близко ко мне, что я испугался, мотнул кнутовищем и попал по нему. Шмель упал. Я стал его рассматривать. Он был лохматенький, тёмно-коричневый и с жёлтыми полосами. Когда я оторвал его полосатый живот от туловища, то увидел большой мешочек, слегка похожий на каплю воды. Я лизнул его языком и замер. Это был мёд!
Но когда я лизнул ещё и задел животик этого шмеля, то меня так обожгло!.. Боль была такой сильной, что я не сразу понял, что случилось. Ведь половина шмеля была у меня в другой руке. Но когда я всё это уразумел, было уже поздно. Моя верхняя губа онемела, превратившись в большую шишку и продолжая раздуваться. Я смотрел на живот шмеля, а он продолжал шевелиться во все стороны, и на конце его торчало чёрное жало, как кончик иголки. Этот кончик шарил по кругу, чтобы нанести ещё укол.
Так я получил урок — не нарушать жизнь насекомых, которых не знал. Но по сравнению с этим укусом самое страшное было впереди. Когда я поспешил удалиться от шмелиного пня, то набрёл на ещё одно удивительное жильё насекомых. Обходя сухой участок прошлогоднего бурьяна-лебеды, увешанного большими улитками, я увидел огромный подсолнух, на вид сухой. Он висел на кусте прошлогодней лебеды. Возле него шевелились насекомые твари, похожие на шмелей, но размером меньше них. Они тоже были жёлто-рябыми, но не жужжали, как те шмели, а довольно мирно залезали в этот подсолнух. Побыв там, вылезали и улетали, а другие вновь туда залезали, делая то же самое. Некоторые из них просто кружили вокруг этого сооружения.
Я подумал, что это пчёлы, что они носят туда мёд. И что стоит их прогнать — и мёд мой. Ешь на здоровье!
Понаблюдав за работой этих пчёл, я стал их разгонять, выломав для этих целей тут же палку. Пошевелив ей «подсолнух», я стал по нему шлёпать палкой.
И тут случилось то, чего я вовсе не ожидал. «Подсолнух» этот ожил, он зашевелился, как пена. Послышался гул. Откуда ни возьмись, появилось целое облако этих полосатых насекомых. Они сперва облетели вокруг меня, потом стали пикировать прямо в лицо и прилипать ко всему моему голому телу, где только можно было прилипнуть.
Я почувствовал, что весь горю. Уши мои горели. Горел нос. Горели губы, кисти рук. Я смахивал насекомых со лба, с шеи, отряхивал с майки, с боков. А их становилось всё больше и больше. Оказалось, их там целая тьма! Кроме этого «подсолнуха» по соседству оказалось ещё около десятка таких же, разного размера.
Насекомые поняли, что я за тип, и ополчились все на меня.
Поняв, что махать руками безполезно, я пустился наутёк. Но бежать было тоже безполезно: они кружили надо мной всё возрастающим роем.
Тогда, бросившись в оросительную канаву, я нырнул с головой в воду. Пробыв в воде вместе с прилипшими ко мне пчёлами, я вынырнул наружу. И тут же получил ещё одну «порцию» насекомых. Тогда я нырнул вновь и по дну стал ползти прочь от того места, где меня загнали в воду.
Вынырнул я в камышах, у противоположного берега. Тихонько посмотрел туда, где были эти негостеприимные насекомые. А они, меж тем, кружились там живым столбом.
Я перебрался в другое место и стал потихоньку угонять скот с этого участка. Сам постепенно распухал от укусов.
Когда я почувствовал себя плохо, то отправился к своему знакомому Митричу за помощью. Митрич, увидев меня, стал сожалеть, что забыл меня предупредить об этих тварях. Учил о змеях, а вот о насекомых — позабыл.
Он накопал корней, наварил отвара, растирал им меня и давал пить.
Хорошо, что я догадался прыгнуть в воду. Иначе могло случиться непоправимое, вполне реально могла случиться беда. Оказалось, что это не пчёлы вовсе, а осы! Осы, которые питаются падалью и трупами животных. И при своих укусах выделяют яд, очень опасный для жизни человека.
— Зато теперь, — сказал Митрич, — ты получил хорошую прививку от укусов всяких насекомых. И поясница у тебя никогда болеть не будет, и укусы комаров ты не будешь ощущать. Да и кусать они тебя почти не будут.
С тех пор ос я больше никогда не трогаю. Мёда у них нет, а кусают — будь здоров!
Николай САХАРОВ, орнитолог. Ставропольский край. | 
