В вопросах лингвистики, как и во всём другом, впрочем, всё зависит от ответа на вопрос «Кому выгодно?».
Современная наука не признаёт какой-либо развитой культуры, цивилизации у славян и русов в древности, оттого и представления, и версии о смысле слов основываются на схожести написания-произношения в других языках, народы которых, согласно официальной истории, были более развиты.
Маятник часов качнулся в обратную сторону, и сейчас стало модно говорить и писать о глубокой истории предков русских и славян — скифах и асах, гипербореях и тартарах.
Гигантской волной тайн русской буквицы захлестнуло наши умы и сознание, и все, кто ни попадя, стали толковать слова как придётся, зачастую просто на слух, не имея никакого образования, понимания, базы. Разбираются любые слова, даже такие, которых и в древности-то не было, а если и были, то писались по-другому или имели иной смысл. Можно попасть в точку, тыкая и пальцем в небо, но каков шанс?
Даже не знаю, что лучше... боюсь, мода эта быстро схлынет и великие тайны русского языка так и останутся нераскрытыми.
Сомневаться надо. Но, отрицая бездоказательно всё — историю, науку, основы языка, мы только ухудшаем положение дел.
Ф. М. Достоевский. «Записки из подполья»:
«Ведь глуп человек, глуп феноменально. То есть он хоть и вовсе не глуп, но уж зато неблагодарен так, что поискать другого, так не найти. Ведь я, например, нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего среди всеобщего будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и насмешливою физиономией, упрёт руки в боки и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам всё это благоразумие с одного разу, ногой, прахом, единственно с тою целью, чтоб все эти логарифмы отправились к чёрту и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить!
Это бы ещё ничего, но обидно то, что ведь непременно последователей найдёт: так человек устроен. И всё это от самой пустейшей причины, об которой бы, кажется, и упоминать не стоит: именно оттого, что человек, всегда и везде, кто бы он ни был, любил действовать так, как хотел, а вовсе не так, как повелевали ему разум и выгода; хотеть же можно и против собственной выгоды, а иногда и положительно должно».
Пытаться докопаться до истины и понять действительные смыслы слов, которыми мы каждо­дневно пользуемся на протяжении всей нашей жизни, — путь великий и дело наиважнейшее, но непростое!
Только с огромным уважением и почтением нужно, я уверен, делать это, а не пересказывать выдумки, усложняя и без того сложное.
Одним из глубоко уважаемых мной исследователей был Сергей Данилов — представитель школы «Спас».
По его версии, «кон» есть круг правил, а закон — слово чаромутное. Термин «чаромутие» принадлежит Платону Лукашевичу, он обозначал им слова и понятия, вследствие тех или иных причин поменявшие своё первичное значение на противоположное.
Мне это кажется интересным.
Закон
Итак, «закон», по Данилову, — не свод правил, а, наоборот, всё, что правилами рода, кона не является. Законник равно преступник. Преступник — человек, преступивший законы «кона».
Боюсь, это не совсем так.
Закон есть понятие предела, черты. Закон есть список правил, определяющий границы дозволенного, но не переходящий их.
«За» — не обязательно «вне» пределов: заменить, зачать, завершить, зачитать и т. д.
И как же быть со словами «защищённый», «замужем», где предлог «за» явно указывает на обратное не вовне, а внутрь — «за щитом», «за мужем»?
Согласно официальной версии, слово «за-конъ» происходит от «конъ», первоначально — кол, столб, как веха земельного участка или для коновязи. «Конъ» в понимании современной лингвистики есть понятие начала и конца, что, казалось бы, не сильно разнится с утверждением Данилова о коне как своде жизненных правил.
Интересно тут узнать, на основе чего выдвинуто такое предположение.
От корня *kon-//*ken — «возникать, начинаться; начинать, класть начало чему-либо» и сл. глагол ceti «начать», отражённый в русском приставочном глаголе на-чать.
Хочу обратить внимание, что, какие бы слова мы ни разбирали, лингвисты будут ВСЕГДА ссылаться на санскрит, греческий, латынь, готский и немецкий, французский и какой угодно языки. Нигде вы не найдёте, по крайней мере, я не видел такого, попыток понять суть слова из русской, славянской культуры или русского языка, смысла, заложенного в буквицах, слогах и т. д. Вспоминается история с «Легендами древней Греции», с которыми знакомы все, и «Легендами древней Руси», которых попросту нет!

Смыл слова «закон»
Византийский император Константин VII Багрянородный (905–959) упоминает «варварское» понятие «закон» в его славянской форме, просто переписывая его греческими буквами «заканон»,  значит, в этом понятии содержится нечто такое, что не могло быть прямо передано переводом посредством греческого «номос».
Мне кажется интересной такая транскрипция, как у слова «канон». Можно ли утверждать о тож­дественности слов «кон» и «канон», исходя из этого? Звучит вполне логично.
В Русской Правде (древнейшая редакция относится к X–XI вв.) употребляется два термина — закон и покон. Последний имеет значения «начало; обыкновение, обычай; нрав; предания; пошлина». Данилов же слово «покон» трактует как «жить по традициям, правилам», «жить по кону».
В любой европейской культуре понятию «закон, законность» противостоит, конечно, «беззаконие». Но в русском менталитете «закону» противопоставлено и ещё нечто не скверное («беззаконие»), а нечто хорошее, доброе, положительное. За сферой закона, по русским представлениям, лежит ещё более обширная область добра, совести и справедливости, хотя и не «регламентированная». Это и есть особенное русское ПРОТИВОПОСТАВЛЕНИЕ. Оно многослойно или, точнее будет сказать, мозаично.
Закону юридическому, формальному противостоит правда — внутренняя справедливость, ощущаемая и знаемая в душе, совесть.
С другой стороны, когда закон торжествует, когда появляется НАКАЗАННЫЙ преступник, то к концепту «Закон» присоединяется в русском сознании не ощущение торжества справедливости, а ощущение несчастья наказанного. «Осужденный = несчастный» — вот краткая формулировка для этого понятия.
Лучше всего это выразил Достоевский в «Дневнике писателя за 1873 год»:
«Нет, народ не отрицает преступления и знает, что преступник виновен. Народ знает только, что и сам он виновен вместе с каждым преступником».
Настроение это — глубинно русское, народное.
Казалось бы, вот оно, подтверждение «чаромутному» закону, отразившееся в душе русского человека.
Рассуждая о «наказании», нельзя не отметить слово «наказ» и известный корень «каз».
Помимо «наказа», «закона» и «покона» стоит обратить внимание на слова «завет», «заповедь».

Заповедь
Е. М. Верещагин писал о дис­путе Кирилла Философа — «первоучителя славян», переводчика (вместе с Мефодием) христианских книг на древнеболгарский язык. Во время диспута Кирилл якобы отстаивал тождество значений слов «закон» и «завет». Иудейские теологи этого не принимали и возражали Кириллу.
Завет — в иврите — заповеди, данные богу Адаму (об обрезании) и ещё ранее — Ною, т. е. задолго до законов, открытых богом Моисею на горе Синай. С другой стороны, в иврите славянскому «закону» и греческому «номос» соответствует другое слово — torach. Христиане, не отрицая Тору-закон в целом, не считали обязательными все её заповеди. Таким образом, с христианской точки зрения, несоблюдение заповедей «по букве» оборачивается высшим соблюдением их «по духу».
Именно из этого центрального пункта вытекает (основанное на материалах и анализе Е.М. Верещагина) следствие: то, что в споре иудейские теологи отстаивали различие понятий «завет» (до Моисея) и «закон» (Тора), между тем как для Кирилла эти понятия были симметричны.
Итак, основное (с точки зрения значений рассматриваемых слов) различие состоит в том, что завет — это союз, заключённый между Богом и людьми, договор; писанная часть завета, закон, записанный на скрижалях, в котором нельзя изменить ни буквы; этот закон, по представлениям иудейской культуры, пребудет неизменным во веки веков (закон Моисея — Пятикнижие на иврите Тора); таким образом, суть значения сводится к понятию «записанного, зафиксированного договора». (Другая часть священных текстов иудаизма, первоначально передававшаяся в устной форме, — Талмуд, на иврите букв. «учение, изъяснение».)
Напротив, христианское учение, новое учение — это именно завет, в котором важен именно внутренний дух. Это мы видим и в древнейшем переводе Остромирова Евангелия, где хотя и используется слово «номос» — закон, однако в нём присутствует (как показал Ф. И. Буслаев) компонент «свидетельство» (присущий также греческому понятию diatheke «завет, заповедь, завещание»).
Так что разница между законом даденным, писанным и заветом — божественными заповедями, возможно, спроецировалась в национальном сознании и на законы юридические, государственные. Как бы и закон признаём, но и соблюдать все не собираемся. Вот вам и утверждение — «все мы грешны».
Есть ещё закон «во времени (исторический)», закон «вне времени (синхронический)», закон науки (математический, физический и другие законы), социальные законы, законы совести и т. д. и т. п. Но это уже всё современные детали, не имеющие отношения к теме данной статьи.

Выводы
Даже такое небольшое исследование показало: слово «закон» нельзя просто разделить на приставку «за» и корень «кон» чис­то на слух и делать из этого выводы. Помимо лингвистического аспекта надо учитывать массу различных фактов, сопоставлять, сверять и перепроверять. В таком коротком слове отразились даже отношение христианства к Торе!

Используемые источники
Юрий Степанов. «Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования».
М. Дьяконов. «История рус. права». В кн.: «Россия. Энцикл. Словарь». Изд. Брокгауз — Ефрон. СПб., 1898.
Е. М. Верещагин. «Закон и завет в истолковании Кирилла Философа: о присутствии иврита в терминотворчестве первоучителя; опубликовано с измен. загол. в кн.: «Славянское языкознание. ХI Международный съезд славистов. Доклады Росс. делегации», М., 1993.

Sil2.
tart-aria.info