Четверг, 28.03.2024, 16:19Главная | Регистрация | Вход

Корзина

Ваша корзина пуста

Свежий номер "РЗ"

Газета Родовая Земля

Поиск

Новости коротко

Вход на сайт

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Рейтинг@Mail.ru

Газета «Родовая Земля»
"Родовая Земля" » Архив статей » Номера "Родовой Земли" » №01(162)2018

«Язык наш — древо жизни на земле и отец наречий иных»

«Где вы, где вы, великие, мощные и независимые умы? Во всяком случае, сегодня они вряд ли обитают в РАН.
Если даже только по историческим событиям рассуждать о славенском языке, то очевидно, что он был самодревнейший и ближайший к первобытному языку, ибо одно исчисление скифо-славянских народов, под тысячами разных имён известных и по всему лицу земли расселившихся, показывает уже как великое его расширение, так и глубокую древность.
Я же вхожу только в корнесловие. Когда исследование слов разных языков показывает великое и всеобщее отношение их к славенскому языку, то как история, так и язык, одно другим взаимно подкрепляемое, ведут к несомнительным заключениям.

Я не по слепому пристрастию к отечественному языку моему, не по мечтательным догадкам, но по истинному и точному исследованию многих языков и наречий, мнению моему справедливое основание полагаю.
…Отыскание корня не всегда легко, бывает трудно распознавать предлоги и окончание. Разберём, например, слово «начало». Корень «нач», а «ало» окончание? — нет. Или возьмём «на» за предлог, «чал» за корень, а «о» за окончание? Всё это будет гадательно и не откроет коренного значения или смысла. Нужно сообразить его с другими того же корня ветвями: начать, начинаю. 
Из них ветвь «начинаю» покажет нам тотчас, что в ней «на» — предлог, «чин» — корень, «то» — окончание. Итак, корень есть «чин» (от которого в слове начало осталась одна только буква ч); «начинаю» — значит приступаю к произведению в действо предначертанного в уме моём чина, то есть, порядка, устройства. Так коренное значение во всех происшедших от этого корня ветвях будет для меня ясно.
Мы различаем в каждом слове любого языка два понятия или значения, из которых одно называем коренным, а другое — ветвенным. Коренное, относясь ко многим вещам, не определяет ни одну из них, но только показывает нечто всем им сродное или свойственное. Ветвенное, напротив, определяет каждую вещь порознь. Зная первое, мы не можем ещё знать второго. Всякая извлечённая из корня ветвь сохраняет в себе его, следственно, и значение своё от него заимствует. Случается часто, что коренное значение затмевается ветвенным и даже совсем от очей разума исчезает.
Например, каким образом под именами «камень», «голубь», «гриб» разумеет такие-то именно, а не другие вещи? Или почему, произведя от одного и того же понятия «висеть» ветви «вишня» и «виселица», разумеет он под ними столь различные между собою предметы? Ответ один: мне указали и назвали каждый из них. С тех пор вид их, зримый мною, остался в уме моём начертанным, а названия затвердились в памяти и сохраняются в ней чрез всегдашнее повторение и наслышку. При таком знании языка может остановиться тот, кто не хочет далее идти.
Но мы продолжим наши рассуждения. Древность языка и забвение многих первобытных названий не позволяют нам при каждом слове найти начало его и причину. В слове, например, «камень» мы не видим или не добрались ещё до коренной причины, по которой он так назван, и потому почитаем его первобытным словом, имеющим одно только ветвенное значение. Но в слове, например, «медведь» видим два значения — ветвенное и коренное; первое представляет нам известного зверя, а второе, что зверь сей ведает, где мёд, ищет его, любит им питаться.
Иностранцу, хотя бы и сказать значение слова «медведь», но когда не известны ему слова мёд и ведать, то он знал бы одно ветвенное его значение, не зная коренного.
Итак, по тем словам, начало которых нам не известно, мы можем в языке своём назвать себя иностранцами.
Богемцы от ошибки в произношении переменили букву «м» в «н» и вместо медведь пишут nedwed. Следовательно, слово их, потеряв коренное значение, осталось при одном ветвенном.
Сразу приметен смысл во многих простых словах, например, в ягодах черника, голубика — по цвету их; земляника, потому что низко к земле растёт; костяника, потому что имеет в себе косточки; бич, потому что им бьют; темница, потому что в ней темно; корабль, потому что образом своим походит на короб.
Но есть и такие слова, в которых коренное значение затмевается ветвенным, иногда от изменения какой-нибудь буквы, например, «масло», «весло» (вместо «мазло» от «мазать», «везло» от «везти»); иногда от сильного устремления мысли нашей на одно ветвенное значение, так что коренное при нём забывается. Под словом «голубь» разумеем мы птицу, получившую название от голубого цвета перьев своих. Но, увидев той же породы птицу с перьями иного цвета, можем сказать: белый голубь. То есть об одном ветвенном значении помышляем, как бы забывая коренное, которое бы не позволило нам голубое назвать белым.
Многие совсем не сходные между собой вещи могут коренное значение иметь одинаковым: имена «свинец» и «синица» в ветвенном значении превеликую имеют разность; но в коренном никакой, поскольку оба произведены из понятия о синем цвете. (Свинец есть испорченное из синец).
Итак, ветвенное значение каж­дому в языке своём известно, а коренное открывается только тому, кто рассуждает о началах языка. Всякий, например, знает слово «гриб», но почему он назван так, доберётся только тот, кто станет рассматривать корень «грб», сличая слово сие с другими, тот же корень имеющими ветвями «погреб», «гроб», «гребень», «горб». Тогда увидит, что погреб, гроб, гребень не представляют ничего сходного с грибом и потому не могли подать мысли к такому названию. Но «горб» и «гриб» имеют великую между собою соответственность, поскольку верхняя часть гриба, шляпка, действительно горбата. Итак, от понятия о горбе произведено имя гриб. 
Богемец из того же hrb (горб) произвёл две ветви hrib и hreb, из которых hrib значит у него то же, что и у нас гриб, а под второю hreb разумеет он то, что мы называем гвоздь. Сходство сих предметов дало ему повод назвать их одинаково, изменив только одну глас­ную букву.
При сличении славенских слов с иностранными не довольно явного сходства букв и значений, как, например, английское brow и славянское бровь, немецкое grabe и славенское гроб, шведское sister и славянское сестра, французское sel и славянское соль. Подобные слова, хотя и показывают некоторое сходство между всеми языками, но их не так много, и притом сие не поведёт нас к познанию, каким образом от одного и того же языка расплодились столь многие и столь различные между собою наречия.
…СЛОВО. Слово, члово, логос. Греческое «логос», хотя далеко отходит от семейства, однако коренное «ел» в себе заключает; особливо если средний слог «го» переставить наперёд, то выйдет славянское «голос», которое с названием слово имеет ту смежность, что слово без голоса не может быть произносимо.
Да и в нашем языке речение в молитве «услыша глас мой» значит услыши слово моё.
В человеке отличительное от прочих тварей свойство есть дар слова. Отсюда название «словек» (то есть словесник, словесная тварь) изменилось в «цловек», «чловек» и «человек».
Имя «славяне» сделалось из славяне, то есть словесные, одарённые словом люди.
Разберём другое семейство, означающее слово:
ворд английское,
ворт немецкое,
орд датское,
орт шведское,
воорд голландское.
Имена сии могли пойти от славянского «говорить» и значить то же, что «говор» или «слово». Если отбросить слог «го», то «воритъ» весьма близко подойдёт к словам ворт, ворд, орд. Латинское verbum, испанское verbo, французское verbe также отсюда произо­шли. Если из говорить произвесть говорьба (вместо разговоры, говорение) и откинуть «го», то ворба с verbo будут совершенно сходны между собой. Притом слог «го» в «говорить» не составляет корня, который заключён в буквах «ор». У нас простонародное «орать» приемлется в смысле шуметь, говорить громко. Глаголами урчать, ворчать, журчать, рычать изъявляются также разные гласоизменения.
Также иноязычные от сего корня ветви латинские и других языков:
oraculum (оратор, провозвестник);
orator (оратор, простонародное краснобай);
orchestre (место заседания, где рассуждают о делах, а также где играют на орудиях, инструментах);
oramentum (молитва);
organium (орган). 
Наш варган отсюда же происходит. Варган — простонародное музыкальное орудие: согнутая железная полоска со вставленным внутри стальным язычком. Варганить — шуметь, стучать.
ordinatio (порядок, учреждение, но и приказание, повеление). Мы и другие народы в таком значении говорим ordre, ордер.
Примечатель. Продолжим размышлять, сравнивая наши слова с подобными им чужаками, и заметим впервые в своём языке слова-эмигранты. Когда-то они уехали, то есть были скопированы в инязы, пожили там вдоволь, а в эпоху мерзкого евро-подобострастия верхов наших вернулись домой. Вернулись сильно опущенными и обезображенными.
Ведь католическая Европа тыщу лет исполняла Люциферу, своему просветителю-ангелу света, ораторию под визг и ор железных органов, чтоб поднять из мёртвых свою веру. Однако наши просвещённые (инязами же) уши и умы по сей день воспринимают чужаков много значительнее родных слов-родителей.
Отсюда и корень отечественной погибели: самые бредовые советы иностранцев выслушивают, как живую истину.
ГОД. Древнее слово. Очевидным образом заключает понятие о добре, благе. Шведское god, английское good, немецкое gut подтверждают сие.
От сего понятия «год» пустило разные ветви: доброе и худое время (погода, непогодь); добрая или худая вещь, или человек (годное, негодное, пригожий, негодяй); приятное или неприятное обстоятельство (угодное, неугодное, негодование). Все сии ветви произошли от «год», а не год от них.
Иное значение «год» в разных наречиях: лето. И мы говорим: прошло пять лет (т. е. пять годов).
Некоторые славенские наречия годом называют рок, от глагола «реку», подобно другим происходящим от него ветвям «порок», «оброк», «срок»; и потому у нас приемлется в возвышенном значении чего-либо изречённого, предопределённого судьбою.
Год по-немецки jahr (яр) от славенского корня «яро», весна.
ЧАС. Имя «час», вероятно, происходит от имени «часть», ибо час есть не что иное, как часть времени. 
ПОРА значит то же, что и время, происходит от глагола «пру», «переть». Мог ли сей глагол произвесть понятие о времени? Мог, ибо ни одно тело (кроме животных) без влекущей или прущей его силы не может иметь движения, а по движению небесных тел исчисляем мы дни, месяцы, годы...
Но наряду с понятием «время» слово «пора» иногда значит место или точку.

До которых пор ты ходил? —
        До полудня.
Сапоги мои коротки,
   достают только до этих пор.
Это платье мне впору.
Как истолковать сие различие? 

Связь понятий должно искать в корне. Поищем её. Слово «пора», происходя от «пру», сделалось сословом «время» и стало озна­чать как на вещественном, так и на умственном протяжении (т. е. времени) точку, при которой мы останавливаемся, упираемся.
Отсюда с равной ясностью говорится:
Мы до этих пор сидели за столом. (Разумея точку времени).
Я по этих пор вошёл в воду. (Разумея предел или точку тела).
Это платье мне впору (т. е. охватывает, опирает тело моё, не безпокоя ни узостью, ни широтою).
Глагол «пру» на сём же основании произвёл ветви: спор, напор, упрямство; также пороть и отсюда портище, портной, портки, портомоя или прачка. Ибо глаголы пороть и распороть изъявляют поч­ти одинаковое действие с глаголом распирать, раздирать.
Например: он сына своего отодрал или выпорол розгами.
Латинское temporis и наше теперь (состоящее из «та пора») значат одно и то же. Французское temporal значит временный, порою только бывающий.
ЛУЧ. Латинское lux вмещает в себя понятие как о луче (свете и светлости), так и кривизне. У нас это разные ветви: лучина, лучезарный, но лукавый, лукавство. На латинском и прочих наречиях от луч (lux) произведена ветвь luxuria, означающая роскошь. (А в наши лукавые дни появились апартаменты люкс, luxe. — Изд.). Как светило бросает от себя лучи во все стороны, так роскошный человек из кучи обладаемых им денег сыплет их. Мы же это действо назвали точно по смыслу — расточительность. (Расточить, расточка — расширить или разрушить точа, точкою).
Примечатель. В славянском языке Божий свет — только прямой и нигде не смешивается с понятием о кривизне. Ибо луч света всегда преломляется только чрез посредника — зеркало, призму. Во всех же евроязыках существует смешение: прямого с кривым, прямоты с лукавством.
Потому у них от света (Люцифера) произошли и роскошь, и богатство, и изощрённый хитростью ум, то есть преломлённый, смешанный с ложью».

Александр Семёнович Шишков,
великий русский учёный, адмирал и Президент Российской Академии Наук. 
Отрывок из его книги «Славянорусский корнеслов».
http://ruspravda.info.

Категория: №01(162)2018 | Добавил: winch (16.03.2022)
Просмотров: 220 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar
© Зенина С. В., 2024