На протяжении 117 лет (более чем столетие!) в Российской академии наук, начиная от её основания летом 1724 года до 1841 года, из 34 академиков было всего лишь три русских — М. В. Ломоносов, Я. О. Ярцов и Н. Г. Устрялов. Остальные — иностранцы. То есть до середины XIX века доля иностранцев-историков превышала в Российской академии 90%!
В опалу Ломоносов попал из-за своих разногласий с немецкими учёными, составлявшими в XVIII веке костяк Академии наук. При императрице Анне Иоанновне в Россию хлынул поток иностранцев. Начиная с 1725 года, когда была создана Российская академия, и до 1841 года фундамент русской истории переделывали прибывшие из Европы плохо говорящие по-русски, но быстро становившиеся знатоками русской истории около трёх десятков «благодетелей» русского народа, заполонивших историческое отделение Российской академии. Их персональный состав был опубликован в справочном издании «Российская академия наук. Персональный состав. В трёх книгах. — Москва, Наука, 1999», книга 1.
После того, как идеологи Ватикана обратили свой взор на Русь, без лишнего шума в начале XVIII века в Санкт-Петербург направляются один за другим будущие создатели российской «истории», ставшие впоследствии академиками, Г. Ф. Миллер, А. Л. Шлёцер, Г. З. Байер и многие другие. В виде римских «заготовок» в карманах у них лежали и «норманнская теория», и миф о феодальной раздробленности «Древней Руси» и возникновении русской культуры не позднее 988 г. н.э., и прочая дребедень. Фактически иностранные учёные своими исследованиями доказывали, что «восточные славяне в IX–X веках были сущими дикарями, спасёнными из тьмы невежества варяжскими князьями». Именно Готлиб Зигфрид Байер выдвинул норманнскую теорию становления Российского государства. По его теории, «прибывшая на Русь кучка норманнов за несколько лет превратила «тёмную страну» в могучее государство».
Ломоносов вёл непримиримую борьбу против искажений русской истории, он оказался в самой гуще этой борьбы. В 1749–1750 годах он выступил против исторических взглядов Миллера и Байера, а также против навязываемой немцами «норманнской теории» становления России. Он подверг критике диссертацию Миллера «О происхождении имени и народа российского», а также труды Байера по русской истории.
Ломоносов нередко ссорился с иностранными коллегами, работавшими в Академии наук. Кое-где цитируется его фраза: «Каких гнусных пакостей не наколобродит в российских древностях такая допущенная в них скотина!». Утверждается, что фраза адресована Шлёцеру, который «создавал» российскую «историю».
Ломоносова поддержали многие русские учёные. Член Академии наук, выдающийся русский машиностроитель А. К. Мартов подал в Сенат жалобу на засилье иностранцев в русской академической науке. К жалобе Мартова присоединились русские студенты, переводчики и канцеляристы, а также астроном Делиль. Её подписали И. Горлицкий, Д. Греков, М. Коврин, В. Носов, А. Поляков, П. Шишкарёв.
Смысл и цель их жалобы совершенно ясны — превращение академии наук в русскую не только по названию. Во главе комиссии, созданной Сенатом для расследования обвинений, оказался князь Юсупов. В выступлении подписавших жалобу комиссия увидела «бунт черни», поднявшейся против начальства. А русские учёные писали в Сенат: «Мы доказали обвинения по первым 8 пунктам и докажем по остальным 30, если получим доступ к делам». Однако «… за «упорство» и «оскорбление комиссии» они были арестованы, а И. Горлицкий, А. Поляков и ряд других учёных закованы в кандалы и посажены на цепь. Около двух лет пробыли они в таком положении, но их так и не смогли заставить отказаться от показаний.
Решение комиссии было чудовищным: Шумахера и Тауберта наградить, Горлицкого казнить, Грекова, Полякова, Носова наказать плетьми и сослать в Сибирь, Попова, Шишкарёва и других оставить под арестом до решения дела будущим президентом Академии.
Ломоносов формально не был среди подавших жалобу на Шумахера, но всё его поведение в период следствия показывает, что Миллер едва ли ошибался, когда утверждал: «Господин адъюнкт Ломоносов был одним из тех, кто подавал жалобу на г-на советника Шумахера и вызвал тем назначение следственной комиссии». Недалёк был, вероятно, от истины и Ламанский, утверждавший, что заявление Мартова было написано большей частью Ломоносовым. В период работы комиссии Ломоносов активно поддерживал Мартова… Именно этим были вызваны его бурные столкновения с наиболее усердными клевретами Шумахера — Винцгеймом, Трускотом, Миллером.
Синод православной христианской церкви также обвинил великого русского учёного в распространении в рукописи антиклерикальных произведений по ст.ст. 18 и 149 Воинского Артикула Петра I, предусматривавшим смертную казнь. Представители духовенства требовали сожжения Ломоносова. Такая суровость, по-видимому, была вызвана слишком большим успехом вольнодумных, антицерковных сочинений Ломоносова, что свидетельствовало о заметном ослаблении авторитета церкви в народе. Архимандрит Д. Сеченов — духовник императрицы Елизаветы Петровны — был серьёзно встревожен падением веры, ослаблением интереса к церкви и религии в русском обществе, и именно он в своём пасквиле на Ломоносова требовал сожжения учёного.
Комиссия заявила, что Ломоносов «за неоднократные неучтивые, безчестные и противные поступки как по отношению к академии, так и к комиссии, и к немецкой земле» подлежит смертной казни или, в крайнем случае, наказанию плетьми и лишению прав и состояния.
Указом императрицы Елизаветы Петровны Михаил Ломоносов был признан виновным, однако от наказания освобождён. Ему лишь вдвое уменьшили жалованье, и он должен был «за учинённые им предерзости» просить прощения у профессоров.
Г. Ф. Миллер собственноручно составил издевательское «покаяние», которое Ломоносов был обязан публично произнести и подписать. Михаил Васильевич, чтобы иметь возможность продолжить научные исследования, вынужден был отказаться от своих взглядов. Но на этом немецкие профессора не успокоились. Они продолжали добиваться удаления Ломоносова и его сторонников из Академии.
Около 1751 года Ломоносов приступил к работе над «Древней российской историей». Он стремился опровергнуть тезисы Байера и Миллера о «великой тьме невежества», якобы царившей в Древней Руси. Особый интерес в этом его труде представляет первая часть — «О России прежде Рюрика», где изложено учение об этногенезе народов Восточной Европы и прежде всего славян-русов. Ломоносов указал на постоянное передвижение славян с востока к западу.
Немецкие профессора-историки решили добиться удаления Ломоносова и его сторонников из Академии. Эта «научная деятельность» развернулась не только в России. Ломоносов был учёным с мировым именем. Его хорошо знали за границей. Были приложены все усилия, чтобы опорочить его перед мировым научным сообществом. При этом в ход были пущены все средства. Всячески старались принизить значение работ Ломоносова не только по истории, но и в области естественных наук, где его авторитет был очень высок.
В Германии Миллер инспирировал выступления против открытий Ломоносова и требовал его удаления из Академии. Этого сделать в то время не удалось. Однако им удалось добиться назначения академиком по русской истории Шлёцера, который называл Ломоносова «грубым невеждой, ничего не знавшим, кроме своих летописей»». Итак, Ломоносову ставили в вину знание русских летописей.
Вопреки протестам Ломоносова Екатерина II назначила Шлёцера академиком. При этом Шлёцер не только получал в безконтрольное пользование все документы академии, но и право требовать всё, что необходимо, из императорской библиотеки и других учреждений. Шлёцер получал право представлять свои сочинения непосредственно Екатерине…
В черновой записке, составленной Ломоносовым «для памяти» и случайно избежавшей конфискации, ярко выражены чувства гнева и горечи, вызванные этим решением: «Беречь нечево. Всё открыто Шлёцеру сумасбродному. В российской библиотеке несть больше секретов».
Миллер и его соратники имели полную власть не только в самом университете в Петербурге, но и в гимназии, готовившей будущих студентов. Гимназией руководили Миллер, Байер и Фишер. В гимназии «учителя не знали русского языка… ученики же не знали немецкого. Всё преподавание шло исключительно на латинском языке… За тридцать лет (1726–1755) гимназия не подготовила ни одного человека для поступления в университет». Из этого был сделан следующий вывод: заявлено, что «единственным выходом является выписывание студентов из Германии, так как из русских подготовить их будто бы всё равно невозможно».
Эта борьба продолжалась в течение всей жизни Ломоносова. И только благодаря его стараниям в составе Академии появилось несколько русских академиков и адъюнктов. Однако в 1763 году по доносу Тауберта, Миллера, Штелина, Эпинусса и других, уже другая императрица России, Екатерина I, совсем уволила Ломоносова из академии.
Но вскоре указ о его отставке был отменён. Причина — популярность Ломоносова в России и признание его заслуг иностранными академиями. Тем не менее Ломоносов был отстранён от руководства Географическим департаментом, а вместо него назначен Миллер. Была сделана попытка «передать в распоряжение Шлёцера материалы Ломоносова по языку и истории».
Последний факт очень многозначителен. Если даже ещё при жизни Ломоносова были попытки добраться до его архива по русской истории, то что уж говорить о том, что произошло после его смерти. Библиотека и все бумаги Ломоносова по приказанию Екатерины были сразу же опечатаны гр. Орловым и перевезены в его дворец. Сохранилось письмо Тауберта к Миллеру. В этом письме, не скрывая своей радости, Тауберт сообщает о смерти Ломоносова и добавляет: «На другой день после его смерти граф Орлов велел приложить печати к его кабинету. Без сомнения, в нём должны находиться бумаги, которые не желают выпустить в чужие руки».
Смерть Михаила Ломоносова тоже была внезапной и загадочной, и ходили слухи о его преднамеренном отравлении. Очевидно, то, что нельзя было сделать публично, его многочисленные недруги довершили скрытно и тайно.
Таким образом, «творцы русской истории» — Миллер и Шлёцер — добрались до архива Ломоносова. После чего эти архивы, естественно, исчезли. Зато спустя семь лет был наконец издан — и совершенно ясно, что под полным контролем Миллера и Шлёцера, — труд Ломоносова по русской истории. И то лишь первый том. Скорее всего, переписанный Миллером в нужном ключе. А остальные тома попросту «исчезли». Так и получилось, что имеющийся сегодня в нашем распоряжении «труд Ломоносова по истории» странным и удивительным образом согласуется с миллеровской точкой зрения на историю.
Это касается и другого русского историка — Татищева, опять-таки изданного Миллером лишь после смерти Татищева!
Карамзин же почти дословно переписал Миллера, хотя и тексты Карамзина после его смерти не раз подвергались переделке.
Норманнской теории до сих пор придерживаются западные учёные. Понятно, что в фальсификации русской истории было заинтересовано руководство Российского государства. И уже во времена Елизаветы самым главным «летописцем» стал Миллер, прославившийся ещё и тем, что, прикрываясь императорской грамотой, ездил по русским монастырям и уничтожал все сохранившиеся древние исторические документы. История Российского царства была заменена историей Киевского княжества, чтобы потом сделать заявление, что Киев — мать русских городов.
Изуродованная и извращённая история России даже через толщу многократных миллеровских мистификаций кричит о засилье иноземцев. И сегодня уже многим ясно, что эта история сфальсифицирована...
ПРАВДА и ФАКТЫ.
http://vk.com/pravda_i_fakti.
Публикуется в сокращении. |