Причём целыми семьями возвращаются. И не в богатые Москву или Петербург, а в глухие деревеньки. Что же не устроило их на новой родине и почему жизнь без газа, Интернета и дорог нравится им больше, чем цивилизованная Европа?
— ...Немцы-то? — почёсывая живот, переспрашивает у нас мужичок, вызвавшийся показать, где в воронежском хуторе Атамановка живут переселенцы. — Чего их искать-то: вон дом, там дальше ещё... Нормальные они, но... странные какие-то: не пьют, не курят, мяса не едят...
«Променяли цивилизацию на свободу»
39-летнего Александра Винка застаём за работой: тот у своего дома заполняет гравием бетономешалку. По всем строительным признакам грядет увеличение площади старенького дома.
— Купили его, как только переехали сюда, — отставляет он лопату и отряхивает джинсовый комбинезон. — Смотри: земля, садик, козочки прыгают, овощи со своего огорода, до пруда триста метров, детишки и жена счастливы.
Он с гордостью оглядывает новую родину и добавляет:
— Почему мы в Россию перебрались? Все просто: здесь я по-настоящему свободен!
...Заявление Винка немного ошарашивает. Особенно на фоне вновь вошедших ныне в моду стенаний московских либералов о том, что прелести истинной свободы — только в Европе. Ну и в США немножко. А «безчеловечная Рашка» — прямая противоположность западным демократиям. Действительно, странный какой-то этот Винк...
— Про нас и местные как про ненормальных думают, — словно угадывая мысли, продолжает Винк. — Просто однажды мы для себя обнаружили, что материальные ценности, которые в Германии, безусловно, были, не приносят счастья. Нам давно хотелось на земле жить, прудик выкопать, деревья посадить... Но там это нереально — сотка земли за 100 тысяч евро переваливает! И потом, даже купив всё это, ты не сможешь быть там хозяином!
— Как это?
— А вот так! В Европе нельзя что-то делать без разрешения властей. Трава не так подстрижена — штраф, дерево выросло больше, чем нормами предусмотрено, — штраф... Видишь, здесь я свой дом могу переделать как хочу, а там за это — штраф! И соседи. Говорят, это вам не Россия, у нас дети после восьми вечера на улицах не кричат. Там суды с соседями из-за такой ерунды, все судятся со всеми... Вы хотите такую жизнь?
— А здесь? — спрашиваю, прищурясь. И семейство Винков тяжко вздыхает... Не всё так радужно, как им представлялось вначале.
«Почему в России не так, как в Германии?»
На столе Винков лежит Конституция России, текст которой Александр выучил уже назубок. Начиная говорить о своих правах, он, как икону, воздевает книжицу над головой. Немного пообжившись, переселенцы с ходу стали проявлять невиданную доселе в этих местах гражданскую активность, безпрестанно ссылаясь на Основной закон и доставляя местным властям немало головной боли: то дорогу давай требовать, то газ, то Интернет... Однажды даже задумали главу поселкового совета снять — «за неисполнение обязанностей».
Александр достаёт чемоданчик с документами, показывая кучу бумаг.
— Индивидуальное предпринимательство хотел оформить, — разводит руками он. — Станки из Германии привёз, пилораму купил, я же столяр... Понадобилось третью фазу подвести, и началось: 20 тысяч рублей запросили! А линия-то вон она, чего тут тянуть-то? Думал программой помощи предпринимателям воспользоваться, там 300 тысяч дают. Начальники мне и говорят: ты вот получишь деньги и заплатишь за третью фазу. То есть тут заплачу, там заплачу, вот все 300 тысяч и уйдут, а работать с чем? Почему в России не так, как в Германии? Там идёшь к чиновнику и точно знаешь: 5 минут — и проблема будет решена.
— А на выборах за кого голосовали? — почувствовав оппозиционные нотки в голосах Винков, интересуюсь у Ирины, получившей паспорт РФ. И женщина снова удивляет.
— За Путина, конечно! — отвечает она тоном, который подразумевает абсурдность вопроса. — Видно же, что правительство поворачивается лицом к народу, старается что-то для людей сделать, но вот на местном уровне всё это уничтожается... Если так пойдёт и дальше, — вернёмся, наверное, обратно...
«Дочке школа нравится»
Всего в Атамановку приехали на ПМЖ пять семей из Германии. Местные из такой переселенческой активности тотчас же извлекли выгоду: цены на полузаброшенные дома вмиг подорожали в 10 раз, и Ирэн Шмунк, появившейся здесь летом этого года, избёнка обошлась уже в 95 тысяч рублей. Ирэн тоже из наших, советских немцев: в 1994 году она вместе с русским мужем уехала из Казахстана в Нижнюю Саксонию.
Подобно другим уставшим от Германии немцам Ирэн перечисляет опостылевшие немецкие правила: предупреждения от властей идут друг за другом: трава на газоне выше, чем надо (нарушает принятые нормы эстетики), почтовый ящик на 10 сантиметров ниже утверждённых норм (почтальон может перетрудиться), под овощи отвели больше четверти участка (нельзя — и всё тут!)... Не устранишь — штраф.
— Вот всё это и подтолкнуло к переезду. Сначала думали, это только мы одни такие, выросшие в СССР. А потом по местным каналам друг за другом пошли сюжеты о немцах, родившихся в Германии, но не желающих жить в таком «порядке». Эмигрируют в США, Аргентину, Португалию, Австралию...
Сидя в своём дворе, Ирэн строит планы на будущее, признаётся, что из прежних благ в Атамановке ей не хватает лишь нормального санузла (удобства здесь, как и полагается, во дворе), и ждёт приезда мужа-дальнобойщика, который пока что-то там дооформляет в Германии. Он снесёт эту хибару и на её месте соорудит настоящий дом, в котором все будут счастливы. Её 13-летняя дочка Эрика ходит в школу за несколько километров и уверяет, что ей всё нравится... Посреди деревенской тишины, органично прерываемой иногда кукареканьем петуха, женщина кажется довольной.
«Машину предложили бросить на Украине»
Ещё одни новые атамановцы, супруги Сартисон, когда-то познакомились в Липецке, где казахский немец Яков проходил срочную службу. Однажды ему понадобилась серьёзная операция на позвоночнике, и в 1996-м Сартисоны уехали в немецкий Оберхаузен.
— Терпение кончилось, когда муж любимого гаража лишился, — с улыбкой вспоминает Валентина Николаевна. — Он его арендовал и решил сам починить машину. Вот соседи тут же и заложили: стучит, мол, средь бела дня. Он и взорвался: «Не могу больше!»
По уже заведённой традиции каждый здешний немец рассказывает свою историю непростых взаимоотношений с новым-старым государством. Сартисоны не исключение. Едва Валентина пригнала из Германии свою машину и получила штамп о ПМЖ в России, как ей выставили счёт за растаможку авто аж на... 400 тысяч рублей! Смешно, но машина развалилась, едва достигла Атамановки, а потому чиновникам было предложено забрать её безвозмездно. Но всё тщетно: оплатите — и всё тут!
— Они и сами понимают абсурдность ситуации, но пеняют на букву закона, — смеётся женщина. — Предлагали даже тайком вывезти её на территорию Украины — до неё отсюда 40 километров — и бросить. Или отогнать в лес и спалить. Преступницей быть я отказалась. Так и судимся уже второй год...
Свой русский выбор сделал и их 26-летний сын Александр. Ему пришлось посражаться с военкоматом, который первым делом пытался забрить его в солдаты.
— Еле отбился, — вспоминает Валентина. — Поклялся, что второй раз присягать ни за что не будет: он уже отслужил в бундесвере.
— А если завтра война, на чью сторону встанет? — волнуюсь я.
С ответом она не раздумывает:
— За Россию, конечно! Чувствовал бы себя немцем — остался бы там...
«Какая же мы секта?»
— Это позор по местным поверьям: осень, а у меня ещё зелень на огороде, — набирая помидоры для салата, говорит Ольга Александрова. Когда-то она с пятью детьми перебралась сюда из Подмосковья и быстро нашла общий язык с немцами. — Местные же как: собрали урожай и тут же всё перекопали. А мы до морозов с этой земли питаемся.
У Ольги тоже есть свой весомый аргумент в пользу глуши.
— Вот приехала недавно туда (в Московской области дом остался, который сдаём), иду с ребёнком на руках средь бела дня, а навстречу три узбека и меня глазами раздевают, — объясняет она своё отшельничество. — Это что же будет вечером, думаю? А с детьми?
Ольга, не отвлекаясь от ведения домашнего хозяйства, рубит овощи и одновременно показывает, как ловко можно обмануть цивилизацию, задействуя стиральную машину при полном отсутствии водопровода («сверху ставится ведро с водой, оттуда трубка опускается в отсек для порошка, чуть подсасывается, и можно запускать машинку»).
А потом, накормив детей, поёт песни собственного сочинения: про казаков, Атамановку, дождик...
Немцам её песни нравятся, они уже давно сбились вокруг Ольги в хор, который гастролирует по окрестностям. Принимают на ура. После садятся и все вместе мечтают о гектаре земли, который должен взять каждый, о том, как посадят на нём кедры, создадут Родовое поместье...
— Где-то я уже это слышал, — напрягаюсь я, вспоминая, что идея «взять гектар» и забабахать на нём «родовое поместье», засадив его кедрами, принадлежит некоему
В. Мегре, который пишет книжки про сибирскую девушку Анастасию, а фанатов сего труда, анастасиевцев, многие считают экологической сектой.
— Да какая же мы секта? — смеются переселенцы. — В сектах все ждут конца света и жёсткая иерархия подчинения, у нас такого нет и молений с идолами никаких нет. Да, книжки читали, но нам очень идея Родового поместья нравится. Есть Анастасия или это литературная выдумка — какая разница! Толкиен вон тоже книжку написал, и все ринулись в эльфов записываться, тоже, что ли, сектанты? Так что считайте, что это у нас жизнь-игра такая: растить детей на чистом воздухе, питаться со своего огорода, баньку опять же построить, чтобы из неё голышом да в свой же прудик... Красота, правда?..
Как типичный городской житель, которого в последнее время всё чаще стало тянуть в родную деревню, я соглашаюсь. А они снова улыбаются, когда интересуюсь, отважился бы коренной уроженец ФРГ на такое же житьё-бытьё в воронежской глубинке?
— Нет, настоящий немец такого точно не выдержал бы. Он ничего бы здесь не понял.
Нет, всё-таки они странные...
Елена Счастливая. http://lifemove.ru | 
